Кто бы мог подумать, что завершением сезона, его триумфальной точкой, станет пьеса Островского, которую и современники-то считали не самой лучшей из написанных сорока семи? Однако же, чем хорош театр? Подножками. Неожиданностями. Ветренностью погоды. Свержением в одночасье кумиров и рождением новых легенд. «Без вины виноватые», поставленные Петром Фоменко, опровергли сразу множество слухов: о плохой пьесе Островского, о забытом вахтанговском стиле, о вышедшей в тираж старой актерской гвардии театра, о мрачном и желчном режиссере, которому вряд ли хватит душевной теплоты и легкомыслия — пуститься по волнам нашей памяти. «Место артиста в буфете», — эту ставшую крылатой реплику пьесы П. Фоменко делает своим главным постановочным козырем и … приглашает зрителя не в зал, а в буфет.

Художник Татьяна Сельвинская драпирует окна и массивные люстры разноцветными шелками, которые придают этой «буфетной жизни» вкус и аромат, загадочность и артистизм. Два платья с елизаветинскими воротниками, расшитые стеклярусом, брошены на диваны. В плетеных креслах раскинулись и актеры и зрители. Старинный буфет с зеркальными дверцами оказался лучшим из театральных задников, а сама буфетная стойка — неожиданным подиумом, на котором начинается финальный канкан спектакля. Слово «канкан» подсказывает и другое слово — «оперетта». Спектакль, я бы сказала, стилизован в духе настоящей классической оперетты, которой мы уже не застали, где дозирован уровень серьезности интриги и комического вмешательства в нее второстепенных персонажей, где чтят актерское мастерство и актерский кураж, где продуман даже комплимент публике, а монолог умеют прочесть так, что комок застревает в горле.

Спектакль полон неожиданных актерских откровений. Кручинина Юлии Борисовой — само достоинство и естественность, живые глаза и буря чувств, сдерживаемых в груди. «Веселый старичок» Дудукин Юрия Яковлева — не только барин до мозга костей и игривый поклонник хорошеньких актрис, но и тактичный друг, большая умница. Муров Вячеслава Шалевича — именно бывший герой-любовник, но не разоблачаемый злодей, а слабый и безвольный человек, которому выпало счастье полюбить хорошую женщину и несчастье — не оценить этого до самого конца. В спектакле вообще нет плохих героев. Режиссеру хватает сердца всех осенить состраданием и умения — каждый традиционный образ раскрасить новыми красками. Даже невероятно комическая пара «злодеев», актеры Коринкина (Людмила Максакова) и Миловзоров (Виктор Зозулин), — отнюдь не злодеи, эксцентрические творческие натуры, которым, ясное дело, обидно оказаться в тени приезжей знаменитости. В стиле эдакого жестокого романса (в спектакле действительно много и хорошо поют русские романсы) купаются все исполнители. Еще одна пара актеров, Незнамов (Евгений Князев) и Шмага (Юрий Волынцев), — в сущности милое актерское дружество, за грубостью манер сохраняющее цеховую и мужскую сентиментальность. Е. Князев просто «вытаскивает» всегда казавшуюся «провальной» роль несчастного великовозрастного сироты. В его Незнамове нет натужной муки и постоянного страдания. Он молод, весел, слегка выбрит и слегка пьян. Не наглец, а нахал, и его постоянную улыбку столь же легко счесть за вызов, как кажется Мурову, сколь и за самозащиту, как подозревает Кручинина. Он умеет удивляться, восхищаться, теряться и тушеваться от искреннего внимания и ненавязчивой доброты Кручининой.

Впрочем, об этих великодушных изливах мыслей и чувств, душевных метаниях, романсных мелодиях можно говорить бесконечно, ибо подобная атмосфера согревает теплом, как давно уже ничего не грело. Вас манят к истинному, как почудилось, вахтанговскому карнавалу; вам что-то напевают на ухо, потому что вы в двух шагах, вас любят, с вами откровенничают, вас не стыдятся. Ибо вы посвященные, зрители, и вы, тушуясь вполне как Незнамов, можете смахнуть непрошенную слезу. А главное — вы можете здесь забыться Жизнью, отвлекшись от нелепо-балаганной реальности, ибо только в истинной жизни рифмуются кровь и любовь, измена и смерть, страдание и счастливый финал…