Бежать из дома престарелых ваши герои решили, потому что «не в себе» или это форма мудрости?

Они столь же не в себе, как и маленькие дети. Можно ли сказать про детей, что они «не в себе», потому что они всерьез воспринимают игру в песочнице? Дети только что родились, а старики понимают, что должны уйти. Наверное, для этих категорий Бог создает особые условия. Если сказать ребенку, что мы все погибнем, он все равно это не воспримет. И под конец Бог дает такое состояние человеку, при котором он спокойно уходит, потому что устал.

Что нового может открыть старость?

Все всё знают. В небо иногда надо смотреть! А люди живут с опущенной головой. Что нас опускает? Деньги, взаимоотношения, скандалы, ссоры, проблемы… Вниз, в мир, в быт. Но надо же помнить, что мы откуда-то пришли! И еще не знаем, кто мы, зачем мы и что там, на той стороне Луны. В состоянии, к которому немножко зовет эта пьеса, — философском, не обремененном бытом, — может быть, легче побороть какие-то общечеловеческие проблемы, конфликты, войны — все-все, что мешает развиваться. Ведь и душа у нас не настолько глубока, и мозги задействованы только на 4 процента. Именно потому, что мы сами создали такую жизнь, которая для развития человека — тормоз.

А смеяться над старостью не страшновато?

А что страшного? Есть, наверное, люди, которые, как у Гоголя, выдирают седой волосок. Вот это уж точно смешно! Если это страшно, то и жить страшно. Тогда должно быть страшно с первого месяца жизни — человек уже родился, а ходить пока не может, только соску сосет. Естественная вещь. По заданию Туминаса мы просто играем звук, который уходит все дальше.

Туминас назвал вас «литовским» актером, то есть своим. Как вы стали «литовским»?

Вы думаете, я ожидал, что так все получится? Я точно так же мучился, работал и переживал. Туминас пришел, когда Театр Вахтангова был немножко расслаблен, и теперь все подвинчивает. Римас заставляет думать! Из-под актера, которому кажется, что он все может одной левой, Туминас вышибает стул, чтобы тот не зазнавался и не успокаивался. Это — огромный труд для актера. Он приходит на спектакль, который идет уже полтора-два года, и дает задание, которое не то чтобы чуть-чуть развивает роль, а вообще противоречит предыдущему, меняет угол зрения, даже ощущение времени. Это дает свежий глоток актерской энергии. Туминас оживляет меня как актера. Вот уже третий спектакль мы вместе делаем — и опять снова-здорово! Опять — с нуля! Опять что-то не получается. Опять надо думать, стараться, вгрызаться. «Повторяться нельзя» — это и моя теория актера.