Уже прошло более трёх месяцев с момента моего просмотра спектакля «Дядя Ваня» в театре Вахтангова (премьера — 2 сентября 2009 года), а он всё меня не отпускает, сидит занозой у меня внутри. Почему-то я постоянно к нему возвращаюсь, так или иначе, мыслями или разговорами с кем — либо. Надо попытаться отпустить его от себя. Выскажу письмом, возможно от этого будет легче. Хотя я не театральный критик, буду не критиковать, а разбирать свои ощущения от спектакля, т.е. попытаться выразить своё личное мнение. Хотя это как сказать, через те же три месяца читая свои мысли, выраженные на бумаге, скажешь себе, нет, я бы мог и лучше изложить. Ну, хватит прелюдий, перейдем к делу.

Театр Вахтангова я никогда не любил. Не мой это театр. Он не мой по восприятию, по местонахождению и по энергетике. Он всегда мне казался холодным. А уж когда главным режиссёром назначили знаменитого литовского режиссёра Римаса Туминаса, я понял, что путь мне туда закрыт. Там и так мне было не приятно, так ещё и присутствие унылой, депрессивной и занудной прибалтийской режиссуры добавит это состояние. Последнее, что я посмотрел из его спектаклей, был спектакль «Горе от ума» в театре «Современник». Удачей этот спектакль назвать не могу. Я был сильно разочарован. Русскую душу показали мне не такую, к какой мы все привыкли. Она была страшна и ужасна. Для меня, прежде всего, Римас Туминас является учеником или учителем прибалтийской режиссуры, которая всегда казалась мне мрачной, холодной, северной, закрытой режиссурой, больше режиссурой с чёткой отшлифованной технологией действий актёров с применением символов, гротеска, чем режиссурой душевных переживаний или внутреннего состояния героев.

Каково же было моё удивление, когда я после спектакля осознал, что господин Римас Туминас органично соединил эту самую прибалтийскую режиссуру с загадочной русской душой, т.е. русским театром. То, что он сделал, поистине и есть театральный прорыв. Спектакль и впрямь является законченным, выверенным и обдуманным от начала и до конца. Продумано всё до мельчайших деталей, спектакль есть цельный и слитый живой организм, деление на минисцены полностью отвергнуты.

Сценография.

В решении театрального пространства Римас Туминас отошёл от привычного классического оформления спектакля. Впрочем, классику от него и никто не ждал. Всё довольно условно, но в тоже время и конкретно. Пространство (сценография Адомаса Яцовскиса), где должно происходить действие пьесы должно играть, помогать зрителю в восприятии происходящего. Тут сценическое пространство представлено двумя рампами, пространство между которыми (кому как удобно) представляет собой большой ангар или большую гостиную усадьбы, как впрочем, и большой зал или заброшенный сарай усадьбы. Это не важно, что оно представляется собой, главное внутри. Внутри помещения верстак, плуг, весы, старое пианино и каменный лев. Всё в пригодном для использования рабочем состоянии, пожалуй, за исключением льва (оно и понятно). Поработал, отдохнул, остался памятник. Символы счастливого мига личной жизни. В этом условном пространстве и разыгрывается пьеса «Дядя Ваня». Причём эти символы и есть главные идейные действующие лица спектакля. Символ любви оставлен за бортом. В спектакле символ любви «отсутствует» в виде повёрнутого спиной к зрителям дивана.

В чём секрет спектакля.

Спектакль внятно сложил в моей голове понимание того, что пьеса «Дядя Ваня», оказывается вечна. Как, впрочем, и все пьесы А. П. Чехова. Её можно крутить, вертеть, менять интонации, направления, ритм — и всё равно она будет созвучна сегодняшнему дню, а также, я очень надеюсь и в будущем. Что сделал Римас Туминас? Отвечаю: он поставил жестокий, страшный и правдивый спектакль. Что делает любой художник? Он старается донести до зрителя то, что его волнует, то, что в какой-то мере созвучно нашему времени. Ведь театр — это кафедра, как говорил Н. В. Гоголь. Кто герои пьесы? Кто такой Дядя Ваня? Зачем поставили этот спектакль? Не надоел ли нам А. П. Чехов? Сколько можно, что там можно найти нового? Такие вопросы всегда волнуют ту часть зрителей, которые хоть как-то знакомы с пьесой А. П. Чехова.

Как ответил на эти первостепенные вопросы Римас Туминас. Очень просто, пьеса не изменена и не сокращена, но так называемый театральный прорыв, на что указал я выше, присутствует в разделении действующих лиц в пьесе, на тех, кто подлинно живёт и на тех, кто только существует в жизни с внутренней пустотой. Не трудно догадаться, что те, кто существуют — это профессор Серебряков и его свита. Тут сразу вспоминается их первое появление в спектакле, вот они вышагивают величественной походкой, не замечая никого совершенно, они и только они хозяева жизни. Очень страшно. Они идут на нас. Как и во всей свите есть и приближенные, есть и прихлебатели. Этим персонажам Римас Туминас дал волю выразить своё настоящее лицо где-то гротеском, где-то буффонадой. Они в спектакле представляются нарядными куклами со своим кукловодом профессором Серебряковым. С другой стороны присутствуют: Соня, доктор Астров (быстро понял, что всё не излечимо) и непосредственно сам дядя Ваня.

Живые персонажи.

Живые и не живые персонажи сознательно сталкиваются лбами, через созданные образы. Намеренно придавая им различия в манере игры на сцене, тем сильнее достигается эффект столкновения. В этом вымышленном эффекте столкновения присутствует, как мне кажется, и проходит через весь спектакль основная его тема. Тема жестокого разочарования и осмысления образа жизни. Образа выбранного жизненного пути. Носителем этой темы является Дядя Ваня. Развитие темы осмысления образа жизни начинается у Дяди Вани с момента столкновения с этими куклами. Если выразится точнее, то он открывает для себя сущность Серебрякова и К, только после того, как узнал об его отставке. Глубокое разочарование Дяди Вани, порождает в нем внутренний бунт, а неудачная попытка полюбить Елену Андреевну только углубляет этот конфликт. Елена Андреевна не ответила взаимностью, чем только усилила гнев Дяди Вани на Серебрякова. Он не может даже застрелить профессора Серебрякова, стреляя в упор. Очень эффектна сцена. Браво, браво и ещё раз браво. Жестоко, но правдиво. Вот тут и можно задать главный вопрос спектакля, а есть ли сейчас такие добрые, порядочные и честные люди, как Дядя Ваня.

Сейчас (сегодня) Дядя Ваня такой, а завтра какой? Кто эти кукловоды? Увидят ли Дяди Вани небо в алмазах? Будут ли в будущем дяди Вани? А нынешнему Дяде Ване ничего не остаётся делать, как видеть небо в алмазах, но только во сне и с широко открытыми, грустными глазами в слезах. Финал спектакля удивителен, Соня произносит свой монолог со слезами на глазах, без всякого упования увидеть небо в алмазах, без всякого ожидания на счастливую жизнь. Монолог произносится быстро, с большой горечью, с огромным потоком слёз. Произнеся свой монолог, Соня открывает глаза Дяде Ване, но в этих грустных глазах не читается небо в алмазах. В глазах дяди Вани только одно существование, но Соня своим монологом даёт нам наглядно понять, как она будет грызть жизнь, будет цепляться и бороться. Они не осуждают, что жить надо по другому, они нас только спрашивают, как мы живём и что у нас останется в оставшейся жизни? Небо в алмазах или… К сожалению, Римас Туминас жестоко и страшно показал нам правду. Сейчас это именно так.

Актёры.

Я сознательно в разборе спектакля не называл имён актёров. О них надо сказать отдельно. Несомненный успех спектакля — это Сергей Маковецкий в роли Дяди Вани. Сколько лет он находится на службе в Вахтанговском театре, а ролей такого масштаба у него ещё не было. Если нет актёра на роль Дяди Вани, то спектакль нечего и ставить, позволю себе перефразировать фразу Г. А. Товстоногова. В театре Вахтангова такой актёр есть. С. Маковецкий сыграл, наверное, лучшую роль за всё время, вложив в неё все актёрское ремесло. Передать словами, то, как именно живёт С. Маковецкий в этой роли просто не возможно, это надо идти и смотреть. Второй успех спектакля — это Евгения Крегжде в роли Сони (в другом составе играет Мария Бердинских). Её роль — это неистовая страсть и энтузиазм как при передвижении по сцене, так и в монологах. Женщина — ритм и пульс. Именно такая жизнестойкая женщина должна быть при Дяде Вани. Если говорить правду, то спектакль «Дядя Ваня» — актёрский. Все образы здорово переданы актёрами. Это и главный кукловод профессор Серебряков в искромётном исполнении Владимира Симонова. Анна Дубровская в роле Елены Андреевны является нам холодной, недосягаемой женщиной, если называть вещи своими именами, то женщина-памятник. Многообразный памятник в юбке, умело меняя позу (своё положение) в зависимости от ситуации. Она и профессор удачно дополняют друг друга в спектакле в карикатурной манере игры. И ещё несколько фарсовых и гротесковых ролей в спектакле только подчёркивают в спектакле свою сущность — существ: влюблённая бабушка-секретарь Войницкая в строгом исполнении Людмилы Максаковой, идиотик и никто (да, да никто) Телегин Илья Ильич (Вафля) в исполнении Юрия Краскова, всегда молодящееся не по годам няня в исполнении Галины Коноваловой (также маленькое открытие спектакля). Забыл отметить молодого актёра Артура Иванов в роли доктора Астрова (играет в очередь с Владимиром Вдовиченковым), изображённым этаким грубым, пьющим мужиком.

Музыка.

Отдельная тема спектакля. Как можно было написать такую прекрасную и чудесную музыку? Это не фон спектакля, как это обычно делается, это опера Фаустаса Латенаса. Музыка всячески содействует спектаклю, плывёт с ним вровень, не умолкая ни на минуту. Музыка то взрывается, то становится мелодичной и мягкой для восприятия, то становится задумчивой, то опять взрывается, то помогая в раздражённой манере ещё больше раскрыться персонажам в гротеске и фарсе. С помощью такого музыкального сопровождения, спектакль становится ещё более внятным, понятным и доступным. И ещё. В Москве появился ещё один режиссёр, который предлагает нам действительно подумать и анализировать действия героев пьес А. П. Чехова в режиме реального времени (сегодняшнего дня), а также сделать хоть какие-то выводы. Первый был и есть Ю. Погребничко. Во всяком случае для меня.