Поскольку конец прошлого сезона прошел для Вахтанговского театра непросто, в разговорах, уйдет или останется Туминас, то заявления худрука о том, что он уже думает о 100-летии театра, и о том, как провести оставшиеся 11 лет, прозвучали неоднозначно. Как во всяком большом театральном организме, театре с историей, в Вахтанговском по-разному относятся к работе Туминаса.

Но мерило всех отношений — успех или неуспех спектакля. Премьера «Дяди Вани», которой театр начал сезон, — это успех, с оговорками, конечно, но самое важное: это редкий спектакль, после которого о нескольких актерских работах можно рассказывать взахлеб. Причем замечательно играют и те, кто был «за» Туминаса, и те, кто, говорят, был «против».

Спектакль начинается с музыки, с сильной музыкальной темы (композитор — Фаустас Латенас), и это тот редкий случай, когда музыка в театре не кажется ни натужной, ни лишней, она — не фон, не заполняет паузы, не доигрывает за актеров. Она — наравне с ними, так же важна, как пустая сцена, темная, на переднем крае которой желтеет старый слесарный станок, а за ним сцену делит надвое серый фронтон большого дома (Серебряков жалуется на его не деревенские размеры — почти 30 комнат!), за ним — лев, украшающий парадный подъезд. Украшавший, сейчас, как и герои «Дяди Вани», — то смешащий, то пугающий.

Вот это, пожалуй, главное, что прочитал в этой чеховской пьесе Туминас, — трагикомизм всей этой жизни, ее одновременную озабоченность своей парадностью, внешним «соответствием» (нянька Марина в исполнении Галины Коноваловой в первой сцене похожа на Пиковую даму, никак не на деревенскую няньку, которая подносит самовар или рюмку водки) и невозможностью оторваться от природы. Литовскую режиссуру и хвалят, и ругают за одно — за то, что тянется к простым вещам, к дереву, к земле, — герои Туминаса, впрочем, не больше, чем у Чехова, физиологичны в своих порывах. Если Елена Андреевна (Анна Дубровская) спрашивает у мужа, Серебрякова (Владимир Симонов):  — Скажи, чего ты хочешь? Тот, в белой ночной рубахе, совершенно определенно, страдая от этой своей мужской беспомощности, отвечает:  — Ни-че-го! Любопытно: Елену Андреевну то и дело упрекают — в том, что ленива, что не работает. И так же часто к ней лезут с приставаниями — такая вот мужская логика: если женщина не работает, значит, должна быть полезна в чем-то другом. И жалко ее, жизнь которой проходит в таких вот липких ухаживаниях, то кто-то смотрит нескромно, то кто-то трогает. Одна из запоминающихся сцен — где пьяный Войницкий (Сергей Маковецкий) подходит к дивану, на который только что прилегла она, и гладит ее ноги, робко и настойчиво одновременно. Навязчиво-отвратительно, жалко и смешно.

«Дядя Ваня» Туминаса — редкий спектакль, в котором очень важные акценты касаются не только главных героев — дяди Вани, Серебрякова (здесь как раз очевидные пробоины — пока в обоих составах не очень понятен и ясен Астров, которого играют в очередь Владимир Вдовиченков и Артур Иванов), но и вторые, и третьи. Маман в исполнении Людмилы Максаковой, почти без слов, играет так, что не раз срывает аплодисменты. По ее редким репликам, взглядам из-под темных «эмансипированных» очков видно — она сама бы с удовольствием вышла замуж за Серебрякова, но вот вынуждена была выдать его за свою тихую дочь, сестру Войницкого.

Гениально играет Сергей Маковецкий. Так, что хочется описывать каждый его выход, каждый поворот головы. Это какое-то почти уже незнакомое нынешней сцене постоянное проживание смешной и пугающе бессмысленной жизни, жалкой, на фоне такой же жалкой, но с осознанием своей высокой миссии на Земле — жизни профессора Серебрякова. Пожалуй, никогда еще не было сыграно этого равенства их двоих в том, что жизнь — пропала. Как дядя Ваня, выслушав предложение профессора о продаже деревенского дома, проклинает его и тут же тычется в плечо, как напроказивший ребенок! Сколько в этом, опять и опять, смешного и неисправимо трагического!

Спектакль Туминаса еще и тем замечателен и хорош, что, выйдя за порог театра, продолжаешь думать. О спектакле, его героях — точно шахматную партию, давно и не тобою проигранную, пытаешься переиграть, с середины, с конца, с начала. С золотого детства дяди Вани… Выиграть не получается. Пропала жизнь.