Два часа смеха с одним антрактом

Алексей Филиппов, Известия от 18 декабря 1997

Говорят, что в Вахтанговском театре спектаклем «За двумя зайцами» (пьеса Михаиле Старицкого, постановка Александра Горбаня) довольны не все. Актеры старшего поколения считают, что премьера вышла чересчур легковесной; молодежь раздражает то, что он никак не похож на авангардные опыты Мирзоева. А зал между тем в восторге, в, зале яблоку негде упасть?

Мы отвыкли от того, что спектакль может быть просто смешным — теперь это кажется не вполне приличным. Культура комедии утрачена: постановки большинства антреприз, главная цель которых потешить зрителя, пестрят огрехами, сделаны небрежно, на скорую руку. Жанровые спектакли, где любовно воссозданы быт и привычки людей, подмечены их смешные черточки, у нас больше не ставят — отечественный театр брезгует этим низким делом. После «Двух зайцев» становится ясно, чего мы этим себя лишили.

Добро пожаловать в идиллический Киев конца XIX века: в небе парит легкомысленное картонное облачко; под ним расположилась ладная фанерная хатка. Вскоре у пейзажа появляется новое украшение: на смену взмахивающему стройными ножками кордебалету фертом выскакивает главный герой, киевский цирюльник Свирид Петрович Голохвастый (М. Васьков). Он взмахивает шляпой, рекомендуется расположившимся в директорской ложе дамам в боа и перьях и устремляется вслед за балеринами — эта динамичная и слегка безумная сцена задает тон всему спектаклю.

На сцене торжествует своеобразный (но вполне органичный) симбиоз «Ревизора» и «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Герой спектакля, снедаемый неукротимым женолюбием, а также влекущими его в прямо противоположные стороны страстями к обогащению и вранью, существует в патриархальной, сказочной среде, где на смену парубкам в широченных шароварах являются херувимы с нимбами. Ангелы поют о любви, но промотавшемуся цирюльнику, обремененному барскими замашками, надо выгодно жениться — и он чертом подкатывается к богатой наследнице.

Жертва нашего Дон Жуана, Проня Прокоповна Серко (М. Аронова), необъятно толста, чудовищно курноса, несказанно глупа и к тому же пришепетывает, как пятилетний ребенок. Маска почти что клоунская, но актриса обжила ее, наполнила человеческой теплотой: слоноподообная Проня Прокоповна на удивление обаятельна. Огромный кол мелькает в ее мощных руках, как вязальная спица, родные боятся ее, как огня. Но от своего покорителя Проня Прокоповна трепещет. Это, скорее, недоразумение: она с ним — два сапога пара. Объяснившись в любви, герои обнажают друг перед другом самое сокровенное: оба стягивают с головы парики. Она остается в папильотках, он подставляет солнцу лысинку — смешные немолодые люди с большими претензиями, наконец-то нашедшие друг друга.

Зрители понимают это раньше Голохвастого: тот еще пустится во все тяжкие, попадет на именины к горластой торговке Лымарихе (О. Чиповская), напьется и обручится с ее дочкой. Хозяйкин самогон ударит плейбою в голову: то ли во сне, то ли наяву перед его глазами развернется натуральнейший шабаш. Раньше Голохвастому являлись ангелочки, теперь же его закружили кувшинные рыла. Лаются торговки, черничка сбрасывает рясу и пляшет гопака в рубашке и кружевных панталонах, из подвала выскакивает потрясающий саблей окровавленный гайдамак, декламирующий Тараса Шевченко… Морок и чертовщина засасывают героя: ясно, что наутро он будет разоблачен перед алтарем и с позором изгнан родителями Прони. Так и происходит, и занавес уже идет вниз, но в Театре Вахтангова невеста не захочет остаться без места.

Режиссер изменил финал: Проня Прокоповна скажет свое слово, и хлопнувшего было дверью Голохвастого возьмут под белы руки, и понесут к попу под бурные и продолжительные аплодисменты публики, временами переходящие в овацию.  Спектакль рассмешил людей, поднял им настроение — значит, его создателей можно поздравить с успехом. Работа Александра Горбаня подтверждает одну важную, но забытую многими истину: можно ставить рассчитанные на массового зрителя спектакли, не поступаясь вкусом и профессионализмом.