Он называется странно — «Осенний фестиваль весной». Прямо как у Жванецкого — сегодня, но по три, а завтра, но по пять… Абсурд в названии объясняет мне переводчица Иса. — Знаете, он всегда проходил осенью. Но два года назад частные театры возмутились — фестиваль оттягивал на себя публику спектаклями из разных стран. И тогда его перенесли на весну.

Вот в эту «осеннюю весну» Вахтанговский привез свою зиму — спектакль «Маскарад». В жизни театра «Маскарад» не менее трагическая история, чем само содержание лермонтовской драмы. Еще в 41-м году должна была состояться его премьера. Композитор Арам Хачатурян специально для него написал свой знаменитый, умопомрачительный по красоте вальс. Но началась война, и в один из первых ночных налетов на столицу бомба угодила в театр. Мало того что театр был разрушен, погиб исполнитель главной роли Василий Куза, дежуривший ночью на крыше. Причем в эту ночь дежурить должен был другой артист, но Куза сам вызвался заменить его. В общем, «Маскарад» так и не вышел, и только через 69 лет Римас Туминас, ставший худруком Вахтанговского, вернул «Маскарад» на прославленную сцену.

Это совсем другой спектакль, и играют его совсем другие актеры. У Туминаса это образный, визуально эффектный заснеженный спектакль без каких-либо географических признаков — просто зима, просто смертельно холодно. Человек-зима (по очереди играют Олег Лопухов и Виктор Добронравов) — нелепое смешное существо, которого, разумеется, нет у Лермонтова, начинает спектакль и выступает бессловесным комментатором к трагическим событиям.

С пульта помрежа я вижу, как старый костюмер Галина Петровна присыпает шинельку снегом артисту Князеву — Арбенину. Звездич (Леонид Бичевин) манерно раскуривает сигару. Барышни в капорах и господа в черных пальто сбились в кучку за кулисами, нервно ждут выхода. И вот уже сорвались, вбежали на сцену, поднимая клубы «снега». Туминас смотрит спектакль из кулис. Интересно, о чем думает?

— Однажды я решил посмотреть свой спектакль из зала, — говорит он тихо. — Взял место, сел, и знаешь, через 20 минут я обнаружил себя в фойе. Я не понял, как я там оказался. Потом вспомнил, что женщина, она сидела рядом, нервно мне сказала: «Мужчина, если вам плохо, уйдите, не мешайте другим». А я не мог видеть спокойно, что я сам натворил на сцене. С тех пор я смотрю спектакли только отсюда или от осветителей. Это моя территория, я здесь как волк.

Этот «волк» перед последним спектаклем «зарядил» труппу так: «…Не бойтесь. Опережайте себя и увидите, что такими вы себя не знаете. Ну, раз, два, три — с Богом…»

Лермонтов в Испании как автор известен лишь очень узкому кругу специалистов, в школе его не проходят. Тем не менее на московском спектакле в основном испанцы, русских не более 10%. Испанцам надо успеть прочитать субтитры на экране, размещенном довольно высоко, и соотнести его с картинкой на сцене. Судя по реакции, зал успевает: смеются, когда из оркестровой ямы человеку-зиме в руки вдруг выныривает здоровенная рыба или когда Звездич выезжает на коньках. Затихают, когда Нина (Мария Волкова) нежно поет предсмертную песню на французском, стоя на постаменте, как памятник себе самой.

Вальс Хачатуряна сам как метель, пурга, в котором теряются и гибнут судьбы. И вот Арбенин уже отравил мороженым невинную супругу, он уже сошел с ума. Евгений Князев замечательно проводит сцену сумасшествия, ползая у постамента, жалко поскуливая, и суетливо обтирает оградку. Человек-зима выкатывает огромный снежный ком. Реквизиторы Наташа и Надя только и успевают носиться с предметами из кулисы в кулисы, со сцену — в оркестровую яму. Такой это многопредметный, динамичный и скоростной спектакль.

Зал взрывается аплодисментами. Артистов не отпускают долго. Удивительно: после последнего спектакля в своей служебной квартире прием для московских артистов устроила посол Литвы в Испании.