Головокружительный (в буквальном смысле) «Маскарад» Римас Туминас охапкой бросил на вахтанговскую сцену, спектакль стремительный, снежный и жадный — если под жадностью понимать обжигающую жажду страсти. У зрителей закружится голова, когда занавес из клубящегося снега создаст иллюзию полета — и мертвая холодная Нина (Мария Волкова), обратившаяся в собственное надгробие, будет словно парить в воздухе, и снег будет покрывать ее волосы, лицо, руки. И не таять. Уже не таять.

«Маскарад» — это новая московская редакция спектакля, поставленного Туминасом в 1997 году в Вильнюсском малом драматическом, одна из визитных карточек режиссера. Те, кто видел вильнюсский вариант, — неизбежно сравнивают, ищут разницу. Те, кто не видел, поражаются безупречности сценического вкуса, который выражается во всем — в кружащейся метели, в безумии хачатуряновского вальса, в бессловесных интермедиях, наполненных режиссерскими фантазиями, в которых столько мальчишеского азарта и юмора.

«Маскарад» — вслед за «Горем от ума» (поставленным Туминасом в «Современнике») — далек от литературного первоисточника, и не настраивайтесь на «страничку за страничкой». Напротив, Туминас странички вырывает безжалостно, «с мясом», оставляя лишь главную сюжетную канву — как главную мелодию, — которую он аранжирует сам, священнодействуя и шаманя.

Арбенин — Евгений Князев — демоничен, в длинном развевающемся черном пальто, с горделивым римским профилем и черными с проседью волосами. Голос его тих, чуть скрипуч, завораживает какими-то сатанинскими булькающими интонациями, — этот кипящий внутри котел вот-вот взорвется, сдерживающие гайки сорвутся с резьбы, это обязательно случится, мы даже слышим бухающий стук его сердца, и нас не обманет эта подрагивающая змеиная улыбка на бледных губах. Возомнивший себя Творцом Арбенин гибнет, как червяк, — раздавленный неумолимым снежным шаром, и в глазах его застывают ужас и удивление.

Снег. Снежок, слепленный местным дурачком. Снежок, к финалу спектакля достигающий размеров огромного колеса. Дар с небес превращается в возмездие, в рок. Тема фатума, судьбы, рока висит над «Маскарадом» снежной неизбежностью. Туминас вместе с героями играет с судьбой, искушает ее, провоцирует, слегка бравируя своим веселым бесстрашием.

Пушкинское «упоение в бою» здесь доведено до насмешливого шаржа, почти фарса — так, если бы в режиссерах числился Тим Бартон, готический пересмешник, лишенный всяческих предрассудков. И чем не Джонни Депп — Леонид Бичевин (Звездич) — молодой человек с ослепительной улыбкой и повадками Казановы? Вот он скачет нетерпеливым жеребцом вокруг вальсирующих пышных юбок — не слыша, не видя предупреждения с небес — будь осторожен, князь, тебе черная метка… Бичевин, балабановский герой последних лет (главные роли в «Грузе 200» и «Морфии» Алексея Балабанова), актер непростой, с секретом: в его кажущейся открытости, пленительном обаянии всегда кроется некий надлом, обреченность, рвущееся наружу отчаяние.

Меньше внимания уделено баронессе Штраль (Марина Есипенко) — «паровозу» случившейся интриги. «Рыжая бестия» вряд ли тянет на «даму пик» в этой игре, хотя режиссер подарил ей попытку оправдания — отмстить за всех поруганных и обманутых женщин. Тема женской доли хоть и звучит мощным аккордом женских голосов (монолог баронессы на все лады повторяют самые разные женские экземпляры — от простушек до великосветских львиц), но вряд ли по-настоящему и всерьез волнует режиссера.

По-настоящему его волнует игра. Игра и ее пределы. Игра и ее тайные знаки. Игра и ее оборотная сторона, за которую он рискнул заглянуть. Гордыня, что гонит человека к мести. Человек, примеряющий на себя роль Творца. «Ужель я ошибался? — невозможно — Мне! — ошибиться».