«Маскарад» в Вахтанговском: игра в карты и во всё

Марина Тимашева, Радио Свобода от 27 января 2010

Режиссер купировал текст и перевел некоторые слова в зримые метафоры. Запечатлел в спектакле мифологический образ Петербурга — здесь холодно, красиво, здесь все не то, чем кажется, все соблазн и погибель. Здесь Нева, по которой можно мчаться на коньках, и в ней водятся гигантские рыбы. Здесь по улицам ходят медведи, по небу пролетают кометы (к беде, к войне), со страшным свистом проносится из кулисы в кулису и взрывается, как снаряд, дворцовая люстра — значит, уже война.

В этом спектакле нерушима связь времен: античность, романтизм, символизм, модернизм… а вот из проруби показался морж в маске, с трубкой, с ужасом глянул на массовку в капорах и крылатках, и нырнул обратно, в ХХ век. Еще — восстановлены театральные связи: действие «Маскарада» происходит в Петербурге, «Маскарад» Мейерхольда стал последней предреволюционной премьерой Александринского театра. «Мейерхольд, — пишут исследователи, — шел от образов Венеции, от ее мрачной избыточной пышности, от грозной зыбкости атмосферы ее игорных домов и празднеств: профиль смерти… возникал снова и снова среди теней Петербурга». Слова про «зыбкость атмосферы», «профиль смерти» и «тени Петербурга» запомним, их можно отнести и к постановке Туминаса.

В Театре имени Вахтангова «Маскарад» сыграли 21 июня 1941 года, завтра была война, спектакля больше не было. В 2008 году умерла исполнительница роли Нины в том, предвоенном спектакле — Алла Казанская. А Туминас представил свою версию пьесы в 1997 году в Малом драматическом театре Вильнюса. Впервые его показали на московских гастролях именно на «вахтанговской» сцене, и тогда — гласит легенда — Михаил Ульянов попробовал уговорить Туминаса возглавить театр. Позже, уже после смерти Ульянова, Туминас принял приглашение — и на второй год работы переложил литовский спектакль для российских актеров. Тут-то все и вспомнили, что вальс Хачатуряна, звучащий в спектакле в оригинале и в обработке Фаустаса Латенаса, был написан именно для предвоенной постановки вахтанговцев. Вальс Хачатуряна — едва ли не главное действующее лицо в постановке Туминаса — врывается в спектакль, кружит головы, гонит по сцене снежинки и замерзших, жмущихся друг к другу людей.

Действие, по воле режиссера и художника Адомаса Яцовскиса, начинается в заснеженном Летнем Саду, а заканчивается на зимнем кладбище. Там, заняв постамент мраморной скульптуры, застынет печальным надгробием фигурка в белом легком платье — Нина Арбенина. Зима. Холод. Снег — на шапках, в рукавах, на белом мраморе статуи. От него отряхиваются, им умываются, его расчищают, из него слепят снежок, похожий на шарик отравленного Арбениным мороженого. По мере развития действия снежок разрастается в снежный ком, символ, знак судьбы. Подсвеченный софитами снег все падает и падает, и кажется, что постаменты и статуи, и люди вот-вот оторвутся от земли. Из-за этой оптической иллюзии, и от того, что одновременно находишься в мифологическом, историческом и реальном времени, и из-за музыки Хачатуряна начинает вальсировать собственная голова. С бала на маскарад и обратно тащит за собой толпа труп старика с примерзшей к руке картой, пробует от него избавиться, топит в проруби, тело всплывает и покачивается, словно поплавок.

В мир трагедии врываются интермедии в духе итальянских лацци, пантомима, трюки — все это облегчает жизнь зрителям, но не меняет общего смысла. Баронесса Штраль (Марина Есипенко) пестует будущих феминисток, и они страшны в своем искреннем рвении. С бала на маскарад и обратно тащит за собой толпа труп старика с примерзшей к руке картой, пробует от него избавиться, топит в проруби, тело всплывает и покачивается, словно поплавок. Швейцар игорного заведения набрасывается на неугодного посетителя, как дрессированный ярмарочный медведь.

В пьесе Лермонтова играют в карты, в спектакле Туминаса играют во все подряд: в снежки и в карты, в дуэли, в лошадки, в джигитов, в феминизм, в маскарад. В литовской версии «Маскарада» главным героем был Звездич, внешне — вылитый Лермонтов. Он разъезжал по сцене на коньках-«снегурках» и носил кавказскую бурку. Звездич Леонида Бичевина иной: капризный, избалованный мальчишка, шальной и дурной, попеременно хватающийся то за женские юбки, то за саблю.

В спектакле вахтанговцев центральная фигура — Арбенин Евгения Князева, настоящий романтический герой и злодей. Он, возомнивший себя Демиургом, бросает вызов Небесам. Что ж, у Небес хватит для него и холода, и снега, и смерти. Он наказан вполне: бездушный, а к финалу — безумный, он раздавлен огромным снежным комом. Самой судьбой, спорить с которой так же бессмысленно, как сражаться с метелью саблей по примеру Звездича.

Все обречены: и невинная, захлебывающаяся собственной молодостью Нина (Мария Волкова), и безбожный Арбенин, и внезапно прозревший-повзрослевший Звездич, отправляющийся на Кавказ. Останется только снег, заметающий надгробные памятники, да ерничающий поводырь слепой безжалостной судьбы (безмолвная роль Виктора Добронравова называется «человек зимы»). Когда человек оглядывается на свое прошлое, что-то видится ему бессмысленным, что-то забавным, что-то прекрасным. А если посмотреть вдаль — там припорошенное кладбище и смерть.

Современный театр движется двумя путями: либо режиссеры лепят форму, выхолащивая из нее чувство, либо сосредоточены на эмоциях, но не заботятся о форме. У Римаса Туминаса одно не противостоит другому. Он умеет наполнить психологией поэтическую форму и создать зримый образ того мира, который окружал Лермонтова, запечатлен в его пьесе — и, судя по реакции зрителей, не столь уж от нас далёк.