«Маскарад» — вторая в этом сезоне премьера, которую в Вахтанговском театре поставил его худрук Римас Туминас. На «Маскарад», который Римас Туминас когда-то поставил в Вильнюсе, в созданном им Малом театре, и который в Москве единодушно признали шедевром, новый спектакль пока похож только внешне. «Маскарад» Вахтанговского театра — тот редкий по нынешним временам случай, когда театральный рецензент, имеющий за плечами более или менее академическое образование, жалеет о тех временах, когда рассказу о премьере газета готова была отдать целую полосу и читателей не смущала подобная расточительность.

О «Маскараде» не хочется отзываться одним-двумя словами, выдавая однозначный приговор, хотя удачей премьеру Вахтанговского театра назвать нельзя, во всяком случае — пока. Такой удачей, какой несомненно был спектакль вильнюсского Малого театра, 10 лет назад заслуженно получивший «Золотую маску» как лучший зарубежный спектакль, показанный в Москве. Или — как «Дядя Ваня», премьера нынешнего театрального сезона, хотя и вызвавший несколько недовольных откликов в столичной театральной среде, но ставший событием, в том числе (или — в первую очередь, кто как скажет) благодаря сразу нескольким актерским работам — Сергея Маковецкого, Владимира Симонова…

«Маскарад» Вахтанговского театра — безусловно, красив. В этом плане он почти целиком повторяет «картинку» старого вильнюсского спектакля, который вызвал когда-то восторг и восхищение. Что же тогда не так? Неужели Евгений Князев, который играет сейчас Арбенина, хуже литовского актера? Не хуже. Может, и лучше. И Виктор Добронравов, который играет отсутствующего в «Маскараде» Лермонтова Слугу, «человека зимы», — и обаятелен, и смешон, вообще хорош и, как говорится, на месте. И Марина Есипенко, конечно, могла сыграть лермонтовскую баронессу Штраль. Но — приходится повториться, судя по первому спектаклю! — в новом «Маскараде» нет ни убедительного, то есть понятного Арбенина, ни Нины (ее на премьере играла Мария Волкова), ни Казарина (Александр Рыщенков). Юрий Шлыков — хороший актер, но никак не понять, что заставляет его в финальном монологе Неизвестного буквально фиглярствовать, лезть из кожи вон, демонстрируя повадки плохого провинциального премьера. Это не оценка его неважной актерской игры, нет, — совершенно ясно, что Шлыков точно следует режиссерским рекомендациям, неукоснительно их выполняет. Но почему Неизвестный, который у Лермонтова открывает глаза Арбенину на произошедшую драму, должен так театрально-нелепо лезть из кожи вон? Почему Князев, который как раз вполне соответствует представлениям о романтическом герое и особенно — о романтическом злодее, убедителен лишь до тех пор, пока из угла сцены молча наблюдает за происходящим, и теряет убедительность, как только начинает говорить?

Туминас, к слову, не стал подвергать особой ревизии свой старый «Маскарад», хотя сейчас, думая о «Маскараде» в Москве, понимаешь, как современен сегодня Арбенин, который у Лермонтова — карточный шулер, аферист, который завязывает с криминальным прошлым и пробивается в свет, где его признают и принимают… Ну да ладно.

В московском спектакле бросается в глаза избыточность «внелермонтовских» интермедий: первые 10 минут, не меньше, игривая пантомима в зимнем Летнем саду предваряет и развлекает публику, не пытаясь наладить каких-либо связей с последующей историей. И эта игра, и многие следующие веселые внесюжетные интермедии вроде выныривающей из Невы огромной рыбы или долгих, изнурительных попыток игроков утопить в реке своего, возможно, менее удачливого соперника — это даже не предыстория, это — ну как рисунки на зимнем стекле, которые мороз рисует, конечно, безо всякого сюжета и вне какой бы то ни было логики…

Сыплет снег, настойчивее и настойчивее звучит вальс Арама Хачатуряна, сочиненный как раз для «Маскарада» Вахтанговского театра, но другого, который сыграли несколько раз летом 41-го года. Снега много, «слуга зимы» сперва складывает снежок, потом выкатывает ком, который в следующие разы становится больше и больше, и в финале — уже выше человеческого роста — он погребает под собой Арбенина… По идее, так — как снежный ком — должна вырастать до немыслимых, бесчеловечных размеров и месть героя.

Но в спектакле, это видно, Арбенин одержим с первой минуты. Он был шулером, потом, если верить собственным его словам, остепенился, но, вероятно, жажда игры не ушла, напротив, копила силы. Будь все как прежде, тщеславие несдержанной натуры питалось бы успехами за карточным столом, а без игры темной его энергии накопилось на целое убийство.

Интересно, что два спектакля, поставленные Туминасом в этом сезоне, складываются в своего рода дилогию: там дядя Ваня бьется в истерике, говорит, что мог бы стать Шопенгауэром, Ницше, то есть открыто апеллирует к своим сверхчеловеческим амбициям, тут — Арбенин, который, в понятиях газетной заметки Родиона Раскольникова, уверен в том, что он не тварь дрожащая и право имеет, право не миловать, а казнить.

Хочется повторить: спектакль вышел очень красивый, второй акт не такой длинный, как первый, кажется и более цельным, хотя — по отношению к «первоисточнику», каковыми для этого «Маскарада» почти в равной мере можно считать и драму Лермонтова, и вильнюсский спектакль, — не более убедительным. Глядя на очень хороших известных и не таких известных, но, наверное, тоже хороших актеров, не покидало ощущение, что им достались красивые, но не их костюмы. Приноровиться пусть и к хорошему, но чужому непросто.