Мрак. Шум прибоя. Птицы. Лановой. Тень. Выстрел! Выстрел! Руки. Руки. Руки. Строчки стали выстраиваться через несколько секунд после того, как в зале погас свет. Первое желание — зафиксировать эти мгновения на бумаге. Но записывать в темноте — не глядя (да и что тут увидишь!), на ощупь — значит переключать внимание, а отрываться от происходящего на сцене не хотелось — точнее, вдруг не стало сил сопротивляться: рождавшаяся, казалось, в эту самую минуту на подмостках чужая жизнь поглотила целиком.

И это не было сеансом массового гипноза, хотя чувствовалось: весь зал настроен на эту новую реальность, причем пришедший на спектакль народ не был толпой любопытствующих, готовых шею себе свернуть, только бы поглазеть да посудачить. Зрители превратились в участников происходящего на сцене и действительно сопереживали, оказавшись не над схваткой, не в стороне, а в самой гуще событий, бок о бок с героями пьесы — не вообще на одной планете, в одно время, а на расстоянии вытянутой руки. И видно все, и слышно. Знаешь, что тебя лично эта история не касается, понимаешь, что помочь нечем, а пройти мимо не можешь.

Признаться, отправляясь на «Посвящение Еве», хотела найти ответ на один-единственный вопрос: почему этот спектакль в театре имени Е. Вахтангова играется одиннадцатый сезон — с непременным аншлагом? В этой пьесе Эрика-Эмманюэля Шмитта есть подзаголовок: «Загадочные вариации» — выходит, чтобы понять автора, докопаться до сути созданных им характеров и должным образом оценить интригу, надо приглядываться к мелочам, вслушиваться в оттенки интонаций.

Сразу подчеркнем: «Посвящение» — фактически диалог, и сыграть его — задача для актеров наитруднейшая. Слово за слово — неимоверное напряжение: Василий Лановой и Евгений Князев играют натянутую тетиву.

Итак, мрак. Огромный антикварный стол, пара кресел — фактически два трона. Мебелью задан уровень личности — во всяком случае, претензий хозяина кабинета. Все верно: он, Абель Знорко (народный артист СССР, лауреат Ленинской премии Василий Лановой), писатель. Сбежал от светской суеты на остров. Творит в одиночестве: слуга (Александр Прудников) — не более чем тень или шорох ветра. Тишина! Шум прибоя — не в счет: так, дыхание моря, а оно не путается под ногами. Никто не путается! Он, Знорко, выбрал одиночество — во имя главной цели. И своего достиг: его последний роман отмечен Нобелевской премией! И вот теперь…

А что, собственно, теперь? Есть все, к чему стремился, — деньги, слава, но для кого? Птицы. Чайки кричат — иногда назойливо и так по-человечьи… Птицы — как память: налетят, взбудоражат душу. Отгонишь выстрелом — опять вернутся: их много, а ты — один.  Один! Чужие здесь не ходят — не рискуют: пулю поймать никому не хочется, а окрестные жители друг от друга знают, что классик любопытных не жалует — иногда даже ружьишком балуется.

Мизантроп! Его замок, его остров, его воля. Воля Абеля — пустить, так и быть, к себе журналиста (народный артист России, лауреат Государственной премии Евгений Князев). Этот самый Эрик Ларсен напросился в гости к корифею, чтобы задать главный вопрос: кто она, героиня эпистолярного романа, моментально ставшего бестселлером? Литератор бежит от ответа, газетчик вьется над хозяином замка коршуном: откуда писатель настолько хорошо знает, что может чувствовать любящая женщина, если сам по-настоящему не любил? Странно — даже несуразно — ведут себя эти двое. Согласившись принять представителя прессы, автор знаменитой книги не намерен с ним разговаривать. Тогда зачем позволил приехать? И поведение интервьюера с точки зрения профессиональной никак не назовешь безупречным — временами он бестактен, а то и просто хамит. Чем объяснить эту дерзость? Почему эти двое задирают друг друга, не заботясь о приличиях, однако не находят в себе мужества поставить точку в диком диалоге: один не в силах указать наглецу на дверь, другой — хлопнуть дверью и уйти с гордо поднятой головой? У них — взаимный интерес: Ларсен надеется заполучить сенсационный материал, Знорко — передать на большую землю письмо.

Слово за слово, и картина проясняется: есть звено, которое этих людей объединяет. Когда-то Абель Знорко, узнав, что непривлекательная студентка может стать жертвой злой шутки, решил вступиться за нее и, по собственному признанию, осчастливил дурнушку. Между ними вспыхнула страсть. Однако любовь любовью, но кто Он и кто она?! Мужчина сделал выбор: и за себя, и за нее. Собственно, ее никто и не спрашивал — сама должна понимать! И Элен Меттернах поняла: муза музой… «Облагодетельствовав» девушку, будущий великий писатель ее отодвинул: к тому времени у него был готов пьедестал. А двоим на нем места нет, да и лавровый венок один. Даму Сердца будущий классик отодвинул, да не отпустил — держал на коротком поводке переписки. Но как же он, писатель, инженер человеческих душ, не заметил, что и сам оказался привязан к дурнушке — стал зависеть от ее посланий, ее мнения не меньше, чем наркоман — от очередной дозы? Когда человеку больно, он легко теряет бдительность.

Знорко и Абель почувствовали себя соперниками, но теперь им нечего делить: их общая любовь, их радость ушла. И они делятся болью утраты, будто продлевая воспоминаниями жизнь Элен — для себя, поскольку память дает им силы барахтаться, держаться на плаву. Они знали разную Элен, но ее любовь была подводным вулканом. Ее нет, а извержение продолжается и вызывает цунами: Абеля настигают гигантские волны — собственных воспоминаний, писем Элен и неожиданных открытий. Чего бы ты, нобелевский лауреат, сумел достичь без отвергнутой дурнушки? Это ведь ее обаяние заставило Эрика взяться за перо — подделать почерк жены и продолжать начатое ею дело! И без этих сфальсифицированных женских откровений не было бы ровно половины гениального романа, а соответственно — и престижнейшей премии. Кто кого осчастливил, кто кого обманул?

И по прошествии многих лет Знорко легко взбегает по винтовой лестнице своего замка: когда-то эти 14 ступенек вели к звездам, теперь — только под потолок. Увы, у гения больше нет перспективы: нет Евы. Мрак. Шум прибоя. Птицы. Птицы. И ливень из невыплаканных слез.