Человек хотел жить. И не хотел умирать. И тогда Бог придумал старость. Чтобы человек устал. Чтобы ему все опротивело. Чтобы он почувствовал себя беспомощным и одиноким. Чтобы человеку самому захотелось уйти… Перед началом спектакля рядом сидящая зрительница перекрестилась и тихонечко перекрестила сцену — ну, с Богом!

Волнения понятны: премьеру играет Василий Лановой — сложный текст, психологическая роль — и Ирина Купченко — актриса очень избирательная, много лет премьер на сцене театра Вахтангова не игравшая. Ирония судьбы: благополучная в жизни семейная пара Лановой и Купченко в спектакле «Последние луны. Тихая ночь» играют одиноких брошенных стариков.

Перед открытием занавеса в зале в полной темноте долго звучит Бах, настраивая на серьезный разговор. «Бах — это музыка стариков, — говорит герой Ланового, — а старость — это галера. Ты прикован до смерти. У тебя нет будущего». Сюжет двух камерных пьес Фурио Бордона и Гарольда Мюллера укладывается в несколько предложений: герою Василия Ланового — 70, героине Ирины Купченко — 68. Все вокруг твердят — ты стареешь, ты стареешь, стареешь. Хочешь не хочешь, а поверишь. И успокоишься. И согласишься. И облегченно вздохнешь — все ты сыграл свою роль. Не нужно больше бороться, доказывать. Все позади. И впереди — только дом престарелых, куда тебя отвезет твой собственный сын. Дом, из которого никому никуда уже не выйти. Только если вперед ногами.

Герои спектакля «Последние луны. Тихая ночь» в программке обозначены как Он, Она, Мать, Сын. Нет, они произносят какие-то имена, названия, похоже, что действие происходит в Италии и Германии. Но разве это имеет значение? Старики во всех странах тоскуют по счастью в кругу детей и внуков. Фойе театра Вахтангова с недавних пор наивно увешано фотографиями актеров в детском возрасте. Одна с бантиками, другой в бескозырке, третья в школьной форме.

Новый главный режиссер Римас Туминас решил начать строить жизнь в театре заново. С детства. Но поставил спектакль про стариков.

Вспомнилось: в начале осени в другом московском театре — театре имени Пушкина — Александр Пороховщиков в спектакле «Саранча» тоже играл немощного отца, ненужного своим детям. А еще чуть раньше, в конце августа, Лев Дуров в театре на Малой Бронной в спектакле «Я не Раппапорт» обливался слезами: «Глубокий старик — это такое же чудо, как новорожденный ребенок. Конец жизни, как и начало, завораживает своей тайной». Что за череда несчастных стариков на столичной сцене? То ли этот страшный високосный год нагоняет на нас хандру? То ли наши большие актеры так постарели, что ни о чем другом говорить не хотят?

Вот и записной сердцеед Василий Лановой — нет бы к своему юбилею подгадать разудалую комедию на радость поклонницам! Благо и форма позволяет! А он говорит словами своего героя: «Я не хочу милости и ободряющих гримас. Точите иглы — у стариков затвердевшие вены». В финале спектакля герои двух разных пьес встречаются в одном доме престарелых. Герой Василия Ланового — в красном клоунском колпаке. Героиня Ирины Купченко — в наряде а-ля старуха Шапокляк. Рядом еще с пяток таких же трогательных стариков. Они разучивают песню к Рождеству и, наверное, загадывают желания на Новый год. Они состарились, перестали чувствовать боль от невозможности физической любви, но еще больше стали нуждаться в любви человеческой, сыновней.

Есть такая притча: сын выгонял из дома на улицу под дождь старого, немощного отца, но решил все же сжалиться над ним и кинуть вслед ему старую попону. Рядом стоял его собственный маленький сын, который сказал: «Папа, разрежь попону пополам. Когда ты состаришься и я тоже буду тебя выгонять из дома — то отдам тебе вторую половину»… Звучит просто: то, как сегодня поступим с ними мы, завтра с нами так же поступят и наши дети. Вот и все. И нечего хандрить.