У Сирано был длинный нос и большая душа. Обладателю этих гипер-достоинств не всегда комфортно в несовершенном мире курносых и малодушных. Режиссер Мирзоев нашел блистательный выход из положения. Сирано, сыгранный новорусской звездой, ресторанным бизнесменом и фантастик-актером Максом Сухановым, — гениальный даун. К ним, как известно, в обществе любой формации отношение снисходительно-почтительное. Вроде бы, обращают внимание, прислушиваются. Но при случае, как водится, обязательно крутанут пальцем у виска: «Ну придурок!» Между прочим, идея… При-дурок. Ясный пень, он при-дуривается! Сирано Суханова мухлюет, паясничает и театрально юродствует. А как еще, господа хорошие, уцелеть гадкому лебедю в нашем курятнике? Хотите, чтоб заклевали в первом же акте? Накось, выкусите!

…Поэтому у вахтанговского Сирано повадки орангутана и звериный оскал. Близко не подходи! Укусит. Или наступит. .. Он то и дело издает какие-то тягучие завывания гласных не на высоких даже, а на сверхповышенных нотах. Ему, «романтику» (это согласно оригиналу), осталось лишь плюхнуться всем своим неслабым телом на авансцену и завыть на Луну (лунный лейтмотив пронзает спектакль лазером: лунный свет, лунатик Сирано…). Задрав голову к небу, он бы ночь напролет рад стараться вопить от тоски и скорбного знания — мир гораздо уродливей, чем его придуманный грим. .. Как, скажите, человеку ренессансных мозгов и античного темперамента в пошлых условиях найти истину, счастье? Да никак. Потому что истина — лишь очередная форма грима. И в финале Сирано Суханова смывает свой рельефный фейс-раскрас. И остается… конечно, без носа (значит, дело не в длинном носе, а только в большой душе?). И Кристиану, его конкуренту и смазливому недотепе, вешают на лицо бледную маску смертника. И толпа цепляет на физиономии дурацкие носища, застывая в немой сцене. И каждый из них, наверное, так или иначе хочет быть «не таким, как все», однако стадный порыв нивелирует попытку самоидентификации. .. И Сирано уходит от коллектива скоморохов-носачей. И уносит свою отдельность куда-то… по ту сторону Луны. И хочется выть.

Расхожий штамп — расписывать, какой прехороший артист Суханов. В выигрышной роли Сирано. Только спецсчетчики зафиксируют киловатты энергии, выброшенные со сцены, благодаря его биологической экспрессивности и просто неприличной «всамделишности». Суханов — жанр. Обманчиво-сладкое — «романтическая комедия» (в программке) — наглая ложь. (За паточной романтикой — к Домогарову из Моссовета.) У Суханова — вибрации в ритмах гротеска, трагикомедии, мелодрамы. Театровед Нелли Корниенко образно назвала этот метод «жанровыми качелями». Вверх-вниз. Высокое-низменное. Вправо-влево. Разум-страсть. Туда-сюда. Комедия-трагедия. Небо-земля. Фарс-катарсис… Чтобы совершать подобные кульбиты, нужны Гагарины и Терешковы, но, слава Богу, Суханов и Мирзоев спелись давно, и траектория их полета в данном спектакле объясняется и творческой спайкой, и пониманием цели, и безупречным мастерством. Тот, кто навострил лыжи на вахтанговский спектакль с целью приятно провести вечер, не прогадал: «Сирано…» доступен эмоциональной открытостью, артикуляционной внятностью и придется по вкусу любому тупоголовому нуворишу с мобильником. Но эта постановка — также предмет художественного наслаждения для человека неслучайного. Осколки придумок, окрошка жанровых фантазий — все складывается в орнамент своеобразной поэтической строфы. Это не рифма, а мысль, которая вне сюжета Эдмона Ростана. Ведь для Мирзоева старая пьеса (в текущий циничный момент романтическая story особо востребована репертуарными политиками) не более чем театрально-патриархальная данность, почти навязшая в зубах. И режиссеру интересно иронизировать не столько над автором, сколько над теми, кто убивает живое ощущение текста кондовыми интерпретациями.

…Право, хочется пуститься в описательство и подробно пересказать некоторые сцены спектакля. Например, ту, где Сирано под балконом жестами немого помогает Кристиану найти нужные слова для Роксаны. Или впечатляющий второй акт, когда настенные барельефы с фасада станут… надгробиями, а Роксана в черном будет бродить среди них, как Офелия. Крикливые, но стильные костюмы Павла Каплевича, смешавшего, наверное, все существующие стили — от рококо до прерафаэлитских изысков, — вдруг помогут почувствовать специальную магию сцендейства и не затмят своей яркостью слово. Оно в спектакле априорно. И потому, что Сирано поэт. И потому, что Мирзоев режиссер. И потому, что артисты…

…Если в Суханове-Сирано — ткань, сердце и образ спектакля, то в Купченко-Роксане — немаловажная концептуальная глава сцендискурса. Подобно ростановскому Кристиану, хочется взять в суфлеры де Бержерака, чтобы тот нашептал слова восторга актрисе. Для меня было большим удовольствием наблюдать за ее восхитительным скольжением «на грани». Эти загорания и угасания, изысканная обольстительность и горькая простота, лукавство и исповедальная нежность. Вверх-вниз… Те самые «качели». Купченко играет «на низах». Фривольная походка вакханки и куртизанки, грудной голос, в котором манерность и обреченность. В Роксане — замес бытовой Мамаевой, авантюрной маркизы де Мертей и перезревшей Джульетты. Болезненная грусть и надломленная красота увядания. .. В Купченко меньше страстей, чем кто-то мог бы ожидать от романтической героини, но больше рассудка и знания. И тогда очевиден конфликт. Ясно, отчего их тянет друг к другу, этих равных соперников, согретых луной умников-лицедеев-плутов. Их интрига обоюдна. Просчитана каждым в отдельности. Заигравшись, они, в общем-то, погубили человека (смазливый угол треугольника — Кристиана), поэтому чувство вины могильной плитой зависло над ними. Но карты лучше не раскрывать. Ведь ни один не согласился бы на роль ведомого… Оба — Сирано и Роксана — ведущие. Первое действие Купченко и Суханов играют в «формате» Бомарше: хитрец-режиссер Фигаро (простите, Сирано) и кружева комедийной интриги… Жизнь действительно смешна, и это отчасти помогает сносить ее темную беспросветную сторону… Но второе действие — в «ротации» Вильяма Ивановича… Свою «невесту» Сирано если и найдет, то лишь на том свете. Или на Луне. Здесь — невозможно. Безысходность. Дальнейшее — молчание.

Кажется, Купченко и Суханов порою переходят границы актерской техники и начинается обыкновенное театральное чудо. На глазах рушатся души и разбиваются сердца… И ты уже не уверен, чем закончится старая-старая сказка Ростана. И вдруг захочется спросить соседа-зрителя справа: «Луна действительно твердая?»

ПОСЛЕДНЯЯ РЕМАРКА. Справедливость требует восстановления истины, ибо не дуэтом единым (Суханов — Купченко) ценен спектакль. Ансамбль «Сирано…» слажен и целен. Точно играет Александр Прудников (его Кристиан — красавец с печатью жертвенности и восторга). Замечательны Вячеслав Шалевич, Галина Коновалова, Елена Сотникова, Олег Лопухов — и все-все-все… Редкий случай, когда комплименты не вытягиваешь щипцами.