Мирзоев и театральная традиция

Ольга Романцова, Время МН от 3 марта 2001

На протяжении многих лет сохраняя верность жанру комедии, режиссер решил прикрыть привычную эксцентрику постановки романтическим флером и показать еще неизвестные публике особенности актерского дарования Максима Суханова. Владимира Мирзоева не назовешь последователем системы Станиславского, но, похоже, режиссер твердо усвоил завет одного из ее основоположников: зрителя надо удивлять. Отправляясь на спектакль Мирзоева, не знаешь, чего ждать: приятного сюрприза или неожиданного подвоха. В новой постановке самым удивительным оказалось изменение режиссерского почерка.

На этот раз привычный для мирзоевских спектаклей откровенный эпатаж сменила позиция театрального философа, размышляющего о судьбе поэта Сирано де Бержерака — главного героя одноименной романтической комедии Ростана. В ее сюжете отчетливо прослеживаются популярные у романтиков мотивы двойников и отражений. Сирано, которого только отчаянная храбрость спасает от насмешек из-за огромного носа, любит Роксану — большую поклонницу поэзии. Роксана же влюбляется в красавца Кристиана де Невилетта, напрочь лишенного поэтического дара. Неожиданно решив помочь Кристиану, Сирано от его имени сочиняет любовные сонеты Роксане, вместо него говорит о любви на ночном свидании, а уехавс Кристианом воевать, два раза в день пишет возлюбленной письма. Реальность и вымысел смешиваются в голове поэта, в письмах от имени Кристиана — его собственные чувства. Сирано готов признаться Роксане, но после гибели Кристиана она уходит в монастырь. Поэт открывает свою тайну только перед смертью, через двадцать лет.

Похоже, что философские размышления совпали у Мирзоева с желанием поиграть в верного приверженца театральной традиции и «умереть в актерах». Вместо современных интерпретаций текста Ростана он выбрал перевод Т. Щепкиной-Куперник, исключив из него бытовые сцены, замедляющие развитие интриги. В спектакле нет актерской игры с текстом, неожиданной акцентировки и перемены смысла в репликах, ставших фирменным знаком режиссерского почерка Мирзоева. Другой фирменный признак — шокирующие мизансцены и экстравагантные трактовки героев, полностью меняющие их поведение, — тоже различается с трудом. Декорация Аллы Коженковой (вращающаяся стена с барельефами на одной стороне) условна, яркие и, как всегда, фантастические костюмы Павла Каплевича органично вписываются в общую картину. Только по решению некоторых сцен и по экстравагантным находкам (например, длинным, сухим веткам в руках у Сирано) можно догадаться, что автор спектакля все-таки Мирзоев.

Поэта можно представлять себе по-разному. По мнению режиссера, его поведение не укладывается в узкие рамки привычных схем. Сирано (Максим Суханов) может откровенно валять дурака: драться на дуэли шваброй вместо шпаги, разыгрывать сценки, которые становятся комическими, интермедийными номерами, и разгуливать в красных балахонах, словно птица в брачном оперении. Но только ему удается, словно колдуну, зачаровывать Роксану ритмом и смыслом стихов, постепенно влюбляя ее в себя. А иногда Сирано становится настоящим романтическим героем. Те, кто видел Суханова только в роли Хлестакова или в спектакле по пьесе Пинтера «Пейзаж», не узнают его, когда наступит сцена прощания Сирано с Роксаной. В этот момент актер играет удивительно естественно и проникновенно, без излишнего пафоса и самоиронии.

Роль Сирано — несомненная актерская удача. Суханов работает с разными режиссерами, много снимается в кино, но только постановки Мирзоева по-настоящему раскрывают его возможности. Не менее интересной получилась у Ирины Купченко Роксана. Актриса уже несколько лет не играла на сцене Театра им. Вахтангова, но благодаря спектаклю снова вернулась туда. Чаще всего образ Роксаны становится в спектаклях по пьесе Ростана второстепенным. На долю этой героини выпадают наивное кокетство в начале пьесы и сентиментальные слезы о потере любимого в конце. У Мирзоева она становится активно действующим персонажем. Дуэт-поединок между Сирано и Кристианом режиссер превратил в триаду. Роксана всегда рядом с Кристианом и Сирано, вернее, между ними, как посредник между поэтом и его двойником. Письма Кристиана-Сирано изменяют характер кокетки, с легкостью игравшей чувствами мужчин, пробуждают в ней самоотверженность и готовность к жертве. Оплакивая смерть поэта, Купченко играет финал на эмоциональном пике, поднимаясь на трагическую высоту.

Мы не увидим в спектакле смерти Сирано де Бержерака. Мирзоев дает поэту возможность управлять окружающим его миром. В финале Сирано раздает всем героям бутафорские носы, дает маску Кристиану, и фигуры на сцене начинают, как марионетки, передвигаться в странном танце. А на светлом потолке возникают черные тени букв, словно фрагменты разорванных на части рукописей поэта. Стихи, считает Мирзоев, переживут поэта. Как известно, рукописи не горят.