Знаменитый литовский режиссер Римас Туминас поставил свой первый спектакль в качестве худрука Театра Вахтангова, в прямом смысле проделав путь из варяг в греки. Малоизвестное сочинение Шекспира «Троил и Крессида», посвященное событиям Троянской войны, стало испытанием на прочность и для труппы академического театра, и для режиссерских принципов самого господина Туминаса. Выбор пьесы — путаной, громоздкой, дробной, местами откровенно слабой и словно не Шекспиром написанной (вероятно, там и вправду много экстраполяций), так вот, выбор пьесы поначалу кажется странным. При ближайшем рассмотрении — на редкость предсказуемым.

В «Троиле и Крессиде» важен не жанр, над определением которого бились шекспироведы, в результате обозвав ее «мрачной комедией», а стиль. По всем признакам это маньеризм, причем особая разновидность маньеризма, получившая развитие именно в английской драме начала XVII века и имеющая пугающее сходство с мироощущением нашего времени. Читаешь какого-нибудь современника Шекспира Сирила Тернера («Трагедия мстителя») или куда более известного Джона Уэбстера («Герцогиня Амальфи»), и на ум сразу лезут кровавые ужастики Квентина Тарантино, ироничный макабр братьев Коэн и социальный гротеск нашего Алексея Балабанова.

Шекспировские «Троил и Крессида» — из этого же ряда. Кровавых ужасов тут, правда, нет, но тотальная деградация и всеобщее моральное разложение явлены во всей красе. Герои Троянской войны — от Аякса до Агамемнона — Шекспиром дегероизированы. Причина войны кажется ничтожной. Сама война — лишь столкновение пустых амбиций мелких царьков, которые уже плохо помнят, за что они воюют. На этом малоприглядном фоне разворачивается история любви троянского царевича Троила и оказавшейся в заложницах гречанки Крессиды, но и она не выдерживает испытания трудностями. Новоявленная Джульетта, едва оказавшись в лагере соотечественников, немедленно изменяет своему возлюбленному. Троя по сюжету еще не пала, но падшим, без сомнения, можно признать весь мир.  Если чем и сильна эта пьеса, так удивительным попаданием в стиль времени. Если что и удается современному театру, кино, равно как и современной словесности, так именно картины всеобщего распада и полураспада. Эдакие страшные фрески про уродов и нелюдей. Тут кроме Балабанова или Тарантино можно припомнить и «новую драму» разных стран, и Владимира Сорокина, и выставки современного искусства, и спектакли западных режиссеров — того же Люка Персеваля.

Но удивительным образом в силе шекспировской пьесы содержится и ее слабость. Тарантино или Коэны радикально переосмысляют сам жанр боевика, где хороший главный герой должен замочить плохих парней. Владимир Сорокин травестирует классический русский роман. Балабанов глумится над недавней историей и парадным представлением об этой истории.

Но материал «Троила и Крессиды» решительно не сопротивляется Туминасу. Никакой трактовки в его спектакле, в сущности, нет, есть педалирование гротесковой природы пьесы. Париса (Олег Лопухов) Туминас превращает в полуребенка с порочным лицом. Саму Елену Прекрасную (Мария Аронова) — в раздобревшую страдающую целлюлитом матрону, без стеснения обнажающую свои прелести прямо на военном параде. Ахилла и Патрокла — в сладкую гомосексуальную парочку, где женоподобный Патрокл выше своего нарциссически-мужественного возлюбленного на две головы. Вся скверна, притаившаяся у героев Шекспира внутри, Туминасом визуализирована. Иногда это сделано очень изобретательно и броско. Виден класс режиссуры, видна твердая рука мастера. Видна работа с артистами (особенно хороши Владимир Симонов в роли Пандара и Сергей Епишев в роли Патрокла). Но всех этих ярких образов и смелых картинок хватает в лучшем случае на час.

Пьеса не сопротивляется режиссеру, она просто выскальзывает у него из рук и лежит на сцене какой-то плохо оформленной глыбой. Я ставлю себя на место зрителей. Ну, ладно — «мессидж» спектакля, но ведь есть еще и сюжет. Он и у Шекспира-то такой путаный, что черт ногу сломит, а в спектакле его и вовсе теряешь. Просто на спор предлагаю по окончании представления задать публике простейший вопрос: «Почему троянцы отдают Крессиду грекам?». Думаю, 90 процентов зала затруднится с ответом. Но в спектакле, который идет три с половиной часа и сделан не в сновидческой эстетике Филиппа Жанти, элементарное понимание сюжетных перипетий все же потребно. Туминас кажется тут неплохим тактиком, но скверным стратегом. Сценические образы у него яркие, но мысли короткие. Собственно, мысль одна. «Всюду упадок и разложение», — заявляет нам режиссер «во первых строках» своего сценического сочинения. Ну предположим. .. «Разложение кругом, тлен и грязь», — не устает повторять он на втором часу действия. Ладно, ладно, мы не против. «УПАДОК! ПОЛНЫЙ ДЕГРАДАНС!» — вопиет постановщик на третьем часу. Ок, ок, мы уже в первые полчаса это поняли. «Я повторяю, все очень и очень плохо и будет еще хуже», — не унимается худрук Театра Вахтангова на четвертом часу своей сценической эпопеи… Мы уже со всем согласны, только отпустите — написано на лицах некоторых зрителей. О том, как ужасен этот мир, современное искусство рассказывает нам так давно и так навязчиво, что добавить к сказанному нечто новое сложно. Разглядеть новизну еще сложнее. Ведь сценический мир выдающегося режиссера подернут кроме тлена еще, признаться, и очень сильным туманом.