Трагедия эпохи вырождения
Римас Туминас, создатель вильнюсского Малого театра и первый иностранец, которому полтора года назад выпало возглавить московский театр — Театр имени Вахтангова, поставил «Троила и Крессиду». Эпизод из истории Троянской войны стал основой для самой значительной из нынешних московских премьер. Рассказывает АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА.
У «Троила и Крессиды» репутация скучнейшей пьесы. Шекспироведы до сих пор не могут договориться, к какому жанру ее относить. К трагедиям — но герои хоть и теряют любовь, но остаются живы. К хроникам — но в пьесе мало достоверности и много того, что в ХХ веке назовут постмодернизмом. За 200 лет до Шекспира Джеффри Чосер написал одноименную поэму, позаимствовав сюжет из цикла рассказов о Троянской войне. Ею по-своему вдохновился Шекспир, спародировавший не только саму античность, но и все средневековые о ней представления. У него Парис зовет Прекрасную Елену Нелли, а речи «безобразного и непристойного» (так у Шекспира) Терсита пестрят сальностями елизаветинских времен. Словом, описывая нравы греков и троянцев, Шекспир высмеял современную ему Англию.
Римас Туминас пошел тем же путем: за грандиозной картиной вселенского распада в его спектакле ясно различимы черты современного мира. Герои Шекспира, как выясняется, воюют сами с собой — греки и троянцы повязаны узами родства. Повод для войны — укрывшаяся в Трое Прекрасная Елена. И тут господин Туминас преподносит зрителям зловещий сюрприз: за семь лет войны красавица стала грузной развалиной с дребезжащим голосом и застывшим от порока лицом. Кульминация кошмара — сцена, в которой тяжко дышащая Елена (Мария Аронова) приветствует воинов: распахивает плащ, обнажая муляж ярко-розового даже не тела, а алтаря порока. Само поле битвы напоминает заброшенный пляж (опрокинутые шезлонги, столы, современный фонарь да огромное бревно-таран — оформление Юлиана Табакова нарочито скупо), а шум волн пробивается сквозь пустопорожние речи.
В спектакле «Играем… Шиллера!», поставленном Туминасом восемь лет назад в «Современнике», под колосниками лязгали жернова, сыпалось зерно — как и во всех постановках Туминаса, в каждой сцене ощущалось присутствие неких высших сил. В «Троиле» ничего сверхъестественного нет. Боги давно покинули этот мир. В гротескных монстров люди превратили себя сами. Слишком длинная война отняла у них способность чувствовать. В трагические моменты они сбиваются в кучу, чтобы с пафосом продекламировать какой-нибудь пошлый куплет — и спокойно разойтись. Здесь греки в банных халатах, с по-женски раскрашенными лицами ведут диалоги так безмятежно, словно каждое слово уже отчеканено на мраморе. Но достаточно разглядеть двуличную улыбочку, порхающую по лицу Улисса (Олег Макаров), услышать его сладкий фальцет, чтобы понять всю степень вырождения этих прежде богоподобных эллинов. Да и троянцы не лучше.
У Шекспира Пандар — дядя Крессиды, устраивающий ее свидание с Троилом. Туминас дает играющему его Владимиру Симонову еще и роль Ведущего. Судьбы героев — в руках этого сводника в элегантном костюме, явно позаимствовавшего свою светскую гнусность у героя беккетовского «В ожидании Годо».
Режиссер вроде бы ничего не прибавляет к пьесе, но разбухший, нестройный текст превращается в изощренно отточенный фарс. С помощью артистов, впервые за много лет вспомнивших вкус яркой, масочной, почти цирковой игры, он создает паноптикум, которому позавидовал бы сам Гойя. Вот злобный коротышка Ахилл (Виктор Добронравов), неразлучный с двухметровым, но женственным Патроклом (Сергей Епишев). В финале этот мертвый великан, неестественно застывший среди накрытых пиршественных столов, покажется апофеозом всей нелепой бойни. Вот Терсит — согбенный, тонконогий, важно покачивающий огромным задом (у Юрия Краскова почти балетная точность рисунка роли). Крошка Парис (Олег Лопухов) жмется к неохватной Елене. Худая, с запавшими веками Кассандра (Анна Антонова) беззвучно растягивает гармошку, издавая вместо нее сипящий стон.
В этом вывернутом наизнанку мире Троил (Леонид Бичевин) с Крессидой (Евгения Крегжде) похожи на птичек, залетевших в клетку к монстрам. Любви здесь не место — поэтому они застывают истуканами, когда сводня Пандор устраивает им свидание. Но скоро тлен всеобщего распада отметит и Крессиду…
В спектакле Туминаса, как в барочной живописи, картина выходит за раму. Живописуя вырождение человеческих чувств, режиссер не оставляет без внимания и театр, в котором артисты больше не способны играть высокие страсти. По сути все исполнители играют по две роли — не только персонажей пьесы Шекспира, но и разыгрывающих ее комедиантов-соперников. На поклонах доходит почти до драки: сияя улыбками, актеры остервенело толкаются, выхватывая у зрителей цветы, а Владимира Симонова и Марию Аронову, норовящих задержаться у края рампы, оттаскивают почти волоком. И эта финальная пародия — верное доказательство того, что сами вахтанговцы все еще в форме. Во всяком случае, болезненная доза господина Туминаса им явно на пользу.