Театр наизнанку, или Гений и беспутство

Наталья Казьмина, Новые известия от 23 декабря 2003

Спектакль «Фредерик» вправе рассчитывать на большой успех у публики и по тем же причинам на кислый прием у интеллектуалов. В нем нет идеи — одни банальности! История эффектно рассказана драматургом и литературно изящно, с сохранением авторского юмора переведена Ириной Мягковой. В этой пьесе Эрика Шмитта есть то, что всегда волнует зрителя, — изнанка театра. Тайны, скандалы, романы — не жизнь, а форменное безумие. Место, где пьесы не читают, а ставят, где не живут, а сражаются, плетут интриги и пылают страстями. Здесь герцог может за руку поздороваться с шутом, а шут — сделать посмешищем самого министра. Здесь слезам вечно мешает смех, романтический монолог оступается в иронию, а смерть… Конечно, ненастоящая! Здесь все немножко картинно. И тем не менее все хочется обожать, потому что именно тут скучная жизнь превращается в обыкновенное чудо.

Наш человек в этом мире — Простак, эпизодическое лицо «Фредерика» (Сергей Епишев). Шел в комнату, попал в другую, случайно шагнул за кулисы и запутался там навсегда. Решив хохотать, признаваясь театру в любви, Эрик Шмитт наградил Простака своей профессией, неприличной фамилией и великодушием, которое на самом деле решает все. Будучи обижен, обштопан, обобран до нитки театром, драматург продолжает обожать эту «волшебную коробочку», как обожал ее другой простак, по фамилии Булгаков, и различает в ней то, чего жаждет душа. Как загадочно бликуют в свете рампы предметы… Как мистически кувыркается пыль в световых лучах… Как стонут колеса лебедки, подымая занавес… Как кружат голову актерам аплодисменты… Еще минута, и они появятся — эти черти из табакерки, эти куклы-марионетки из волшебного сундука: интригующие героини и герои-любовники, циничные резонеры и комические старухи. (Нельзя не заметить, как продуманы и придуманы в спектакле даже небольшие роли — у Юрия Краскова. Алексея Кузнецова, Нонны Гришаевой, Михаила Васькова, Анатолия Меньщикова).

Особая прелесть этой истории в том, что она не касается современного театра. Он стал прозаичным для публики. Ведь благодаря «желтой прессе» она знает о нем, кажется, все. Эрик Шмитт, а вслед за ним и Вахтанговский театр с восторгом предаются воспоминаниям о другом театре, о Большом Стиле — об эпохе легенд, о романтическом «театре излишеств». Пьесу трудно назвать исторической, в ней драматург хитро смешал правду и вымысел, повинуясь лишь логике любви к театру. Но главные герои действительно взяты из истории французской сцены. Это знаменитые актеры. Фредерик Леметр и мадемуазель Жорж.

Он был современником Мюссе и Виньи. советчиком Гюго, другом Дюма. Она — любовницей Наполеона Бонапарта и, значит, кумиром всех бонапартистов. О ней говорили: эта исполинская Мельпомена носит корону лучше, чем сама Екатерина Великая. Для Леметра Дюма написал «Наполеона» и «Кина» Для мадемуазель Жорж романтики раскопали в истории всех толстых королев и тучных императриц. Когда он выходил на сцену, все забывали о его дурном характере, капризах и пьянстве: перед публикой появлялся «возвышенный шут, дикие клоунады которого заставляют Талию бледнеть от ужаса, а Мельпомену смеяться от радости» (Генрих Гейне). Когда на сцене появлялась она, ни возраст, ни размер ее талии уже не имели значения. «Беспощадное время не смогло превратить ее в старуху! — восторженно признавался Теофиль Готье.

Знаменитого Фредерика Леметра в спектакле играет знаменитый Василий Лановой, знаменитую Жорж — знаменитая Наталья Тенякова. Играют с шиком, сознавая свою легенду, свое право на эти роли, свое мастерство, которое и демонстрируют. Естественно, привнося в спектакль эхо собственных славных биографий. Их дуэт пленителен, очень смешон и печален. Пленителен — потому что время оказалось бессильно перед их внутренней мощью и «поющими» голосами, их узнаешь даже с закрытыми глазами. Смешон — потому что серьезные актеры не побоялись предаться почти водевильному легкомыслию. Печален — потому что и они, как Леметр, слишком хорошо знают: лицо актера, уходящего со сцены, становится песком, он призрачен, ибо не отражается в зеркалах.

Весь первый акт «Фредерика» зритель хохочет до слез. Весь второй — должен, наверное, заливаться слезами. Это не совсем получается, но это и есть самое трудное в театре. Если актеры сумеют удержать этот спектакль на «грани безумия» — т.е. не впасть ни в пошлость, ни в патетику, что, играя пьесы о театре, сделать легко, —«Фредерик» станет зрительским хитом этого театрального сезона.