«Царская охота» — это прежде всего сплав всеобщего большого труда. Срежиссирована она четко и внятно, оформление стильное, свет поставлен со вкусом (глухой казематный мрак в одну секунду прорезается ослепительным сиянием царских чертогов), костюмы роскошные (ах, какие туалеты у Анны Дубровской — княжны Таракановой, и как дорого, «по-настоящему» горят разноцветные стеклышки в кукольных париках Марии Ароновой — императрицы Екатерины…).

Недостатки, разумеется, есть — сама зоринская пьеса не то чтобы устарела, но все-таки рассчитана на непросвещенного зрителя, тогда как за последнее время печальная история княжны Таракановой внедрялась в широкое народное сознание многократно — усилиями хотя бы Эдварда Радзинского. Обзоры политической ситуации в России середины XVIII столетия из текста можно было бы смело вычистить — спектаклю, куда ухнута бездна таланта, явно не хватает сестры его — краткости…

«Царская охота» по определению тоже бенефис. Только двойной. Две женщины, два политика — императрица и самозванка. В императрице женского процентов тридцать-сорок, прочее — государственный унисекс. В самозванке, кроме женщины, практически и нет ничего, так, на уровне допустимой погрешности. Тем не менее, соперничают две поистине царственные особы. Обеих короновали мужики и обеих — в постели. Тараканова переманивает на свою сторону Алексея Орлова, словно чужого мужа пытается отбить. Практичный «муж», разумеется, предпочел закон и порядок. Но и «жене» несладко пришлось: сколько бы ни утешалась Екатерина беспрекословным исполнением приказа, видит она, что навсегда приковали Алексея теплые венецианские ночи, тоненькая красавица на качелях и то ликующее отчаяние страсти, которое так здорово, так поэтично Дубровской отыграно…

Чертовски приятно, когда в твоем собственном, вполне молодом еще поколении появляются крупные актрисы. В отношении Ароновой можно даже сказать… только мужества набраться… ну, раз, два, три… Великая актриса. Пусть без пяти минут, пусть потенциально, но великая. Ей достаточно глазом повести, чуть голову повернуть, уголок губ искривить, кого-то милостиво по коленке похлопать… Ничего вроде не сделала, а настроение на сцене в одну секунду полностью переменилось. Так не играют сейчас. Так давно уже никто не играл — легко, богато, интонируя эмоцию до шестьдесят четвертых долей. Все ощущается в этой Екатерине: и божественное помазание, и бабья простота, и лицемерие, и подлость, и ум. Водружает очочки на нос — зал угодливо подхихикивает. Приближается к авансцене — трепет по первым рядам проходит: шутка ли, императрица… Беленое лицо, сурьмленные брови, зеркальце в руке (я ль на свете всех милее)… Пышный бюст колышется — изволят смеяться… Странный акцент — какой-то поскрипывающий, пришепетывающий.

.. Нужно режиссеру — Аронова будет играть апарт, в публику, откровенно. «Россия, — говорит и озабоченно скользит взором по ярусам, — слабой власти не признает…». Нужно — продемонстрирует масштаб, взглянет куда-то, за пределы вахтанговского зала, сквозь века… Чистое наслаждение получаешь от такого мастерства.

Большинство персонажей, впрочем, с Екатериной разговаривают дерзко, держатся вольно, чуть ли не руки в карманах. В нынешней России министру культуры больше почтения оказывают, чем в свое время матушке Всея Руси. Граф Григорий Орлов (Алексей Завьялов), неожиданно субтильный, с тонкими чертами, коронованной любовнице попросту грубит. Брат его, граф Алексей, существо, напротив, брутальное («зверское» обаяние Владимира Вдовиченкова особенно хорошо знакомо поклонницам сериала «Бригада»), занят преимущественно тем, что страстно, как паровоз, дышит и таскает княжну Тараканову на руках, благо сила есть… Аронова потяжелее будет, но однажды и ее понесут на руках благодарные зрители, как совсем еще недавно театральных кумиров носили. Не до города Долгопрудного, конечно, где обитает звезда вахтанговской сцены, но хотя бы до метро. Пять минут славы и целая жизнь адского труда — нормальная участь незаурядной женщины в России.