В конце минувшего года ведущая актриса Театра имени Вахтангова Мария АРОНОВА получила премию «Звезда Театрала» в номинации «Лучший эпизод или роль второго плана» за роль Елены Прекрасной в спектакле «Троил и Крессида». В интервью «Новым Известиям» актриса рассказала, в частности, почему она согласилась сыграть трехминутный эпизод в спектакле Римаса Туминаса.

— Мария, вы давно уже успешная актриса. Когда столько лет подряд сопутствует успех, наверное, появляется уверенность в том, что и завтра все будет хорошо?

— Для меня вопрос звучит иначе: справишься ты с ролью или нет. И каждый раз я не уверена в себе. Успех или неуспех — это мнение зрителя. А что происходит внутри актера — мало кто знает, и хорошо, что так. Я не считаю себя очень успешной, потому что тот материал, к которому я готовилась и готова, пока не пришел в мою жизнь. Кроме того, я бесконечно ведомая актриса. Я очень завишу от режиссера. А редкий режиссер способен по-настоящему хорошо работать с актером и с материалом. И тут я не могу не сказать про Владимира Владимировича Иванова, моего творческого отца, которому я бесконечно благодарна за то, что он продолжает мной заниматься и возвращает меня в школу. Я еще не встречала режиссера, который так работает с материалом, как он. А успех — дело очень относительное. Если мы говорим о кино, то успеха у меня просто нет. Если мы говорим о театре, то тут, наверное, процентов тридцать всего зависит от меня, а семьдесят процентов — от режиссера. Я очень хороший материал, глина, но мне нужен гончар.

— Вы не пробовали ходить на театральные кастинги, чтобы попасть в проект к какому-нибудь «великому гончару»?

— Нет, и пробовать не буду. Это для меня невозможная ситуация. Я не умею доказывать, кто я. Это, наверное, моя проблема. Мне надо, чтобы в меня абсолютно верили и именно меня видели в роли. Я не очень уверенный в себе человек в смысле профессии. Я очень нуждаюсь в оценке, в слове авторитета. Думаю, что это плата с первую очередь за сильных родителей. Мама и папа всегда были очень авторитетны в моей жизни и жизни моего брата. Их слово и их оценка были очень важны относительно любых наших поступков.

— Со своими детьми вы повторяете модель воспитания, которая была у вашей мамы с вами?

— На этот вопрос в двух словах не ответишь. Мы как-то с братом говорили, что мы как две собаки: очень много знаем, но не уверены, что донесем это до наших детей. Наши родители заложили в нас какие-то очень правильные вещи, правильные оценки. Но ведь в воспитании всегда важен личный пример, и главное правило, по которому воспитывали нас, звучит так: родитель никогда не должен требовать от ребенка того, чего не делает сам. Если ты не очень образован, ты можешь хотеть, можешь помогать, вдохновлять, но презирать своего ребенка за то, что он не читает книг и неграмотно пишет, ты не имеешь права. Ты должен начать с себя. Это касается всего — образования, быта, даже гигиены. Если у тебя кровать не убрана, нельзя требовать, чтобы в комнате ребенка было чисто.

— Вам часто приходилось меняться?

— Да, и таких внутренних скачков роста было много. Дважды я становилась мамой, а это очень мощные события в жизни женщины. Если мы говорим про тело, то один раз мне приходилось мощно поправляться для роли, другой раз сильно худеть. Что касается внутреннего мира, то у меня это скорее накопительный, а не скачкообразный процесс. Мой внутренний рост зависит от того, с кем я рядом, с кем я работаю. Для меня очень важно окружение, в котором я варюсь. Я рада, что у меня такие друзья, которых я очень уважаю и за которыми тянусь.

— Говорят, вы сразу поддерживали Римаса Туминаса, когда он возглавил Театр Вахтангова. Да и ваше трехминутное появление на сцене в спектакле «Троил и Крессида» в роли Елены многие восприняли именно как акт поддержки режиссера…

— Это и было актом поддержки. Я была с Римасом абсолютно честна сразу, и сказала ему, что творчески мне совершенно не интересно выходить на три минуты в этом голом костюме на сцену, но если я вам нужна в команде, то приду и буду делать все, что вы скажете. На что он мне ответил: «Да, мне очень важно, чтобы вы были в этом спектакле». Больше вопросов у меня не было, и я делала все, что он требовал. Я абсолютно послушная актриса. Конечно, есть какие-то вещи, которые я не принимаю, есть режиссеры, с которыми я не хочу работать, но я тогда просто не иду в работу.

— Вы ощущаете себя состоятельным человеком? Пришло ощущение благополучия?

— Нет, что вы! Я большая собака, которая бегает и достает деньги. Ощущение благополучия может быть, когда у тебя большая рента, или когда у тебя много недвижимости, которая работает. А в актерской профессии, где то густо, то пусто, какое уж ощущение благополучия и уверенности? Я радуюсь только тому, что все мои бытовые мечты осуществляются. Мне бесконечно хотелось обеспечить детей жильем, мне хотелось иметь хорошие автомобили. Мне хотелось жить в хорошей квартире, и это все есть. Большим трудом, потом-кровью, но это получается. В минувшем году осуществила свою мечту: успела заплатить за дом, таунхаус.

— Вы разделяете театр и жизнь?

— Тут у меня очень жесткая позиция. Театр — это моя профессия. Не более того. Мне категорически нельзя быть в театре, если у меня там нет работы. И я стараюсь строить жизнь так, чтобы меня в театре можно было увидеть, только если у меня есть репетиция или я играю спектакль.

— Это что-то вроде способа самосохранения?

— Конечно. Ты же себя изучаешь, пытаешься понять, что тебе можно, а что нельзя. Методом проб и ошибок я поняла, что мне быть в театре, когда у меня нет там работы, нельзя категорически. Еще я очень не люблю места большого скопления людей, светские тусовки — для меня это невообразимая тоска, и я после них болею. Я незащищенный человек в этом плане.

— С какого момента вы ощущаете себя взрослой?

— У меня ощущение, что я взрослой родилась. Я себя никогда не чувствовала голубоглазой наивной девочкой… Наверное, это какое-то родовое накопление, а может, жизнь меня готовила к тому, что в 23 года я останусь одна. Мама умерла, папа женился, с мужем я разошлась, и осталась с четырехлетним сыном на руках. Тут уже не до детства было.