Мария Аронова: «Влюбляюсь так, что земля сбивается с курса»
Талант в наследство
— Видимо, это моя судьба, постоянно кипеть в котле страстей, все время стараться занять важное место в жизни, заполнить собой все пространство, чтобы другим было некуда втиснуться. Мне важно чтобы я была единственной женщиной — за каждого своего мужчину я мечтала выйти замуж, чтобы чувствовать себя лучшей мамой, чтобы все вокруг зависело только от меня, и чтобы везде быть ну совершенно незаменимой. Может быть, я и профессию такую публичную выбрала, чтобы заткнуть рот моему вечно кричащему эго.
— В каком возрасте вы решили стать актрисой?
— Актрисой я хотела стать с тех пор, как себя помню, лет с пяти-шести. Но я не могу сказать, что это Бог плюнул мне на лобик, растер и сказал: «Будь талантлива!». Дело в том, что в нашей семье много несостоявшихся талантов — актеров и художников. Жизнь так распорядилась, что надо было думать о хлебе насущном, а не о творчестве, поэтому, копившиеся поколениями и не находившие воплощения таланты вырвались в мир через меня и моего старшего брата Сашку, который стал художником-реставратором, иконописцем. Я росла жутким ребенком, я на всех орала, ревновала родителей к брату, все-время искала свою нишу в жизни. Да еще с немыслимым врожденным эгоцентризмом, все-время требовала к себе внимания, мне было необходимо, чтобы меня хвалили, восхищались мною. Это, кстати, осталось и по сей день: комплименты и похвала — ключик к моему сердцу. Я созывала всех соседей, навешивала простыни-декорации и устраивала представления. А папашу моего это злило, ему было стыдно, что я, как клоун развлекаю бабок. Это мое лицедейство, собственно, и был единственный способ самоутвердиться, и среди родни, да и в школе тоже.
Дело в том, что училась я плохонько, хорошие отметки только по русскому, литературе и истории были, остальное едва на тройки тянула. А в девятом классе я вообще ушла из школы — пошла работать художником на фабрику ВТО, это при том, что рисовать вообще не умела. Я помню, классе в четвертом мне по ботанике задали нарисовать кленовый лист. Четыре часа мы с мамой мучили этот несчастный лист, так и не нарисовали. Когда брат пришел и увидел меня зареванную, он одним росчерком карандаша в мгновение ока вывел идеальную форму листа и сказал: «Раскрашивай!». И вот с таким «талантом» я пошла работать художником — назло всем. Наша семья была очень простой, к творческим профессиям никакого отношения не имела, и такой поступок был вызовом. Спасибо мамочке, она была очень мудрым человеком, Царство ей небесное, и ко всем моим «закидонам» относилась демократично, с огромной степенью доверия. Я же в 14 лет чуть не выскочила замуж!.. Уж замуж невтерпеж…
— Как же это возможно?
— Мальчик был нерусским, из Узбекистана. Его звали Улугбек, а я называла его Лулу. Мы встретились, когда я поехала в трудовой лагерь, а он в это время учился в Тимирязевской академии и там же проходил практику — выращивал цветы. Мне еще не было и четырнадцати лет, а Лулу был старше вдвое. И такая с нами любовь приключилась, что мы решили пожениться. Уже его родители с братьями ко мне приезжали и вели вполне конкретные разговоры о нашем будущем, уже для нас в Узбекистане дом строили — мы с Лулу должны были уехать к нему на родину, ждали только, когда мне 16 лет исполнится. У меня была знакомая женщина, которая работала в программе «Мир и молодежь». Мы очень дружили, я ей доверяла все свои тайны, именно под ее руководством я делала свои первые актерские шажочки в детской театральной студии.
Для программы понадобился сюжет про любовь, и моя наставница предложила мне: «Хочешь со своим Лулушечкой сняться?». Я согласилась. И вот я пришла на съемки в мамином длинном пальто, потому что по бедности своего пальто я не имела, а зимой ходила в этаком полперденчике до колена, с большим бантом на голове и с развивающимся шелковым шарфом — одним словом, дура полная! Я бежала по заснеженному лесу, а Лулу кидал в меня снежки. Потом на каких-то пнях у нас брали интервью. И эту белиберду увидела вся страна! Поэтому весь город моего жениха знал, что у Лулу невеста Маша из Москвы и ждали меня с нетерпением. И каким ужасом явилось для них всех, что через два с половиной года я поехала в комсомольский лагерь «Ювента», увидела там совершенно отмороженных мальчишек, моих ровесников, таких родных, клевых, безбашенных и подумала: «А на фига мне это замужество?». Мы с Лулу были уже в таких отношениях, когда надо было жениться и рожать детей — период романтики давно прошел, началась взрослая жизнь. А я к этому еще не была готова. Как он плакал, когда я ему отказала! Самое интересное, что Улугбек до сих пор мне звонит и присылает открытки на 8 марта и на День рождения — он женился, у него трое детей, но он до сих пор помнит меня.
Как то раз он приехал ко мне в Москву — и вот что странно: когда встречаются бывшие любовники обычно возникает какая-то эротическая аура между ними, знакомый запах, голос, движения вытаскивают из памяти чувственные воспоминания. В данном случае этого не произошло — видимо мое восприятие этого мужчины было настолько детским.
— Как родители не сошли с ума от дочкиных страстей?
— Мама понимала, что если на меня «надеть ошейник» я все равно вырвусь на свободу, ее женская мудрость подсказывала ей, что все это несерьезно, что рано или поздно я пойму, что этот человек мне чужой. Конечно, она переживала за меня, но доверяла, и когда мне в очередной раз «сносило крышу» от любви, она не упрекала меня за легкомыслие, ни критиковала моего избранника. Хотя было за что покритиковать. Я помню, мне было лет тринадцать, меня бросил мальчик — это единственный раз, когда бросили меня. Я вся в слезах пришла домой и срывающимся голосом прорыдала: «Я не хочу жить». Мама в это время готовила обед — посмотрела на меня из-под руки, удивленно отодвинула прядь волос и небрежно и тихо, с легким разочарованием произнесла: «Из-за мужика?..». Вроде бы ничего такого она не сказала, но я действительно поняла, что ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него уходить из жизни.
Единственный, кто может решить исход твоей жизни — это ребенок, рабой которого я являюсь. Мой сын может меня топтать, хамить мне, а я все ему буду прощать, потому что я сама была в детстве несносной. Я часто вспоминаю слова мамы: «Твой ребенок будет хуже тебя в три раза», — она ошиблась, он хуже в четыре раза. Сейчас ему десять лет, и с ним хотя бы можно разговаривать, он уступает место, подает женщинам руку, а когда был маленький, был чудовищем — рычал, кусался, дрался со всеми. Мы три детских сада сменили. У меня так в жизни бывает: если я чего-то очень-очень хочу, то я это обязательно получу. Вот только в каком виде — это вопрос. Я очень хотела ребенка, я просто молила Бога об этом. Хотела? Получи. Мало того, что я его родила без мужа, чуть не «вылетела» с первого курса института, да еще характерец достался жуткий. «Ты же хотела ребенка? Возьми, какой есть, а то вообще не получишь».
Лимонадный Влад
— Рождение ребенка предполагает участие в этом мужчины. — Владик — плод большой любви, я любила так, что могла за этим человеком босиком по снегу бежать, я в рот ему смотрела, молилась на него, как на икону. Когда я поступила в Щукинское училище, я захотела самостоятельности и заявила, что буду жить в студенческом общежитии, как все. Конечно, мама без конца переправляла мне кастрюльки с домашней пищей, а на эти кастрюльки слетался весь наш голодный курс, и не только наш.
Так получилось, что очень скоро я сдружилась с третьекурсниками — это великая честь, потому что весь первый семестр к старшекурсникам мы обращались уважительно на «ВЫ». В нашей тусовке всё время все говорили о каком то Владе — некая темная лошадка и фантастическая личность, которым все восхищаются, которого все ждут, который душа любой компании и вообще центр вселенной. И вот однажды, когда я мыла пол в своей комнате, я выползаю в коридор с этим грязным тазом, растрепанная, с подобранным подолом и вижу, стоит один мой друг-третьекурсник, а рядом с ним страшный, странный человек — с громадным носом, с огромными зелеными глазами, длиннющими ресницами и зловещим взглядом куда-то вверх, под веки. Не человек, а инопланетянин: страшный и при этом жутко-интересный. Мой друг с хитрой ухмылкой и говорит: «Знакомься, это Влад!».
Потом этот загадочный Влад стал ко мне заходить — очень быстро вспыхнул роман по силе сравнимый лишь с атомной войной. Этот человек был гением, супер-талантливым, но он совершенно не состоявшийся, слабый и безвольный, он учился в ГИТИСе и школе-студии МХАТа, но не закончил ни то, ни другое. Теперь я понимаю, что он был мне послан кармой, только для того, чтобы в этот миг и в этой точке планеты на свет появился человечек. Мой избранник мог быть умным, красивым, богатым, щедрым, надежным — каким угодно, а здесь не было ничего этого, просто в голове произошло затмение? Я даже не сразу поняла, что беременна. Девочка-дурочка из строгой семьи, где не принято было говорить на интимные темы не обратила внимание ни на то, что месячных давно нет, ни на то, что в такси стало тошнить. Подруги хором твердили: «Машка, иди ко врачу, ты беременная», — а я только отмахивалась. И лишь когда почувствовала какое-то неудобство в животе — словно газированный лимонад булькает, пошла в поликлинику. Оказалось, что я беременна уже четыре с половиной месяца, а буйство лимонадных пузырей — первое шевеление малыша. Боже, ведь через неделю я должна была ехать от института кататься на лошадях, это же наверняка случился бы выкидыш, как вовремя я пошла ко врачу!
Вообще по натуре я жуткий паникер, из-за мелочи могу покрыться нервной сыпью, но в судьбоносных вопросах я становлюсь Железным Феликсом, паника приходит позже. Иду я по Арбату и думаю: «Меня могут выгнать из дома, — это я так фантазировала, конечно, этого никогда бы не случилось, — меня однозначно отчислят из института, я там никому не нужна — первокурсница. Но мне все это до лампочки пропади все пропадом, но я буду его рожать». Я уже тогда точно знала, что это будет именно мальчик, и чуть позже он мне приснился, похожий на лосенка, такой, каким мне его первый раз принесли.
— Ваш друг за вас порадовался?
— Что вы, мне тут же рассказали, что он бесплоден, и ни при каких обстоятельствах у него не может быть детей — это при том, что после родов я сразу забеременела снова. Как я жалею, что не родила и второго ребенка. Но тогда бы я точно потеряла все. Мне чудом удалось удержаться в институте, на восьмом месяце я сдавала экзамены сразу за два курса, чтобы после родов вернуться в свою группу. Чего я не могу понять — это легкого отношения к абортам, мои девочки-однокурсницы по 4-5 раз в год бегали на операцию, и, кажется, ничуть не переживали? Но это ужас! Я приехала из больницы домой, села возле кроватки Влада и подумала: «Только что я убила вот такого же?» Если бы в этот момент я могла на некоторое время стать мужчиной — я бы точно знала, как сыграть Раскольникова.
Колба обид
— И все-таки вы жили одной семьей?
— Это была странная семья. Он вернулся ко мне и даже фамилию свою дал сыну и настоял, чтобы я назвала его Владом — Владислав Владиславович, я-то хотела сына Сашкой назвать. Все обиды ушли на задний план, даже чувства возобновились снова — я была настолько поглощена материнством, что ощущала себя счастливой. Но, видимо, во мне есть такая «колба», куда капают все обиды, укоры, грубости, оскорбления — пока «колба» не заполнена, я продолжаю относиться к человеку хорошо, хоть и вижу все его недостатки. Помню, Влад стал хвалиться перед моей мамой своими околофилософскими знаниями, пытался снисходительно ее поучать. Мама терпеливо все это выслушала, не сказала ни слова. А потом я заметила, как изменился в лице Влад, когда увидел в детской комнате огромный стеллаж, уставленный трудами философов — мама была очень эрудированным человеком и легко могла вывести его на чистую воду. Она любила говорить: «Не строй умное лицо, если ты чего-то не знаешь. Если можешь промолчать — смолчи, если не можешь — признайся в своей необразованности». И этот обман, от которого меня отучали с детства, происходил на моих глазах постоянно и складывался не в его пользу.
Последней каплей стало то, что Влад привел друга, они выпили, мы поругались, и он ударил меня по лицу. Мы прожили вместе меньше двух лет, все могло закончиться и раньше. Но для меня семья — это мама, папа, хорошо бы еще бабушка, которая балует. Решиться на то, чтобы лишить своего сына отца — для меня был серьезный шаг. Но я поняла, что наши взрослые проблемы в конечном итоге отразятся на ребенке. Мы расстались. Первое время он ходил, плакал, просился назад, потом ему, наверное, все это надоело, и он исчез. Сейчас он о нас вообще ничего не знает, чему я несказанно рада. Сын очень на него похож, он так же ест, так же говорит, у него та же осанка, он спит в тех же позах. Я смотрю на сына, а сердце не ёкает, я себя поймала на мысли, что я даже не помню, как этот человек занимался любовью?
— После развода женщина либо очень быстро спасается в новом браке, либо долго относится с недоверием к мужчинам. Что происходило в вашей жизни?
— Эти правила были нарушены трагическим событием. У меня умерла мама. Мы были готовы к этому — она болела семь лет, но все же это очень подломило нашу семью. Все произошло очень странно, словно под влиянием провидения. Наша семья — сплошные нехристи, мы с братом покрестились уже будучи взрослыми и уговаривали маму решиться на этот шаг. Она верила в Бога, но не любила попов и обряды, поэтому все время отказывалась. Буквально за три дня до смерти она дала согласие, брат привел домой батюшку и тот окрестил маму — она уже не вставала с постели. В день ее смерти я работала в доме актера, папа отвез меня в театр и поехал домой. Только он влетел домой, мама на него взглянула, вздохнула и ушла — она ждала отца. В растерянности папа хватает записную книжку и набирает первый попавшийся телефон — телефон комнаты, где вообще редко кто-нибудь бывает. Каким чудом я оказалась рядом — мне до сих пор неведомо, без вмешательства Бога здесь не обошлось. Когда маму похоронили, в доме наступила тишина, не звонили больше мамины подруги, и куда-то ушло тепло домашнего очага. Вот когда я четко поняла смысл банального определения «домашний очаг», когда увидела, что папа сидит в одном углу, какой-то постаревший, «сдувшийся», это мой грозный папаня, которого я боялась до пятнадцати лет, брат уехал к своей семье, Владик тихо играет в детской комнате, и в доме холодно-холодно.
Я совершенно не была готова к жизни без мамы, я даже не знала, как заполняются обыкновенные бланки кварплаты. Я приходила с работы уставшая и понимала что дома мне плохо, хуже, чем в театре, чем на улице, в машине — где угодно. И вот тогда возник второй супруг. Это человек совсем из «другого профсоюза», он компьютерщик. Мы прожили вместе какое-то странное время, у нас не было чувств, не было общих интересов, нам не о чем было разговаривать. Но он прекрасный человек и замечательный парень, он очень хорошо относился к Владику, и я благодарна ему за то, что он помог пережить мне этот трудный период. Сейчас я уже не чувствую себя потерянной, я — старшая женщина семьи.
Получила по заслугам
— Наверняка на вас обращали внимание коллеги по цеху. Не пытались устроить жизнь с представителем «своего профсоюза»?
— У меня был очень странный роман с актером, который был значительно старше, у которого была семья. Он ушел от жены, от семьи, его жена чуть ли не кончала жизнь самоубийством, не раз приезжала в театр. У меня с самых юных лет два незыблемых принципа: никогда не изменять, и никогда не отбивать женатого мужчину. Потрясающая вещь: как только ты зарекаешься, сразу появляется соблазн. И я пошла на предательство собственных принципов. Если ты идешь на соблазн, любя так, что становишься полной дурой — всем ясно, что любовь лишает последнего разума, если тебе говорят все вокруг: «Он тебе не пара», — а ты даже слушать не в состоянии, если ты так любишь, что хоть режь себя, но удержаться от желания лечь с любимым в постель не можешь, если ты подчиняешься только слепой страсти, взлетаешь и не живешь уже здесь, тогда можно оправдать любой грех. Но если ты в состоянии понимать, что совершаешь подлость, но все равно ее совершаешь — тогда будет возмездие непременно. Я понимала, я точно понимала, что не права, и получила: меня обокрали подчистую, причем обокрали бывшие одноклассники, которым я доверяла и не раз помогала, у меня разбили машину, и под занавес я еще заболела чудовищным гепатитом, чуть не умерла. Это были уроки сверху.
Меня «били по башке» по крупному, и я четко понимала за что. Исход этого романа решили без меня. Когда ты пытаешься влезть в семью, которая создавалась 15-20 лет назад, ничего хорошего ждать не следует. Эти люди общаются на уровне подсознания, у них связь космическая, они одно целое. Да, в их отношениях произошла трещина, да, тебя любили, но ты чужая. Может быть этот роман был нужен для того, чтоб они отдохнули друг от друга, а я просто вовремя подвернулась? Мой друг просто позвонил мне и сказал, что остается в семье и завтра заедет за вещами. Я рычала, как львица, в бешенстве засовывая его вещи в сумку: трусы, ботинки, рубашки — все вперемешку, всмятку! Прошло два часа. Я все снова вытряхнула и стала укладывать аккуратненько, как будто собираю самого любимого человека в дорогу — мне хотелось, чтобы он почувствовал, что я поняла и приняла его решение? Но по-моему он так ничего и не понял. Я больше не злилась на него, потому что я знала ЗА ЧТО страдаю. Человек бесится, когда чего-то не понимает, если от женщины уходит мужчина, она начинает винить сначала его, потом себя: и фигура у меня плохая, и волос маловато. А когда точно знаешь, почему это произошло — чувствуешь только усталость.
— Подружки не уводили у вас кавалеров?
— Мне стало известно, что моя институтская подруга была с моим мужчиной. И все вроде бы в наших отношениях оставалось по-прежнему, только спустя пять лет возникла ситуация, когда надо было быть предельно откровенной, и я вдруг поняла, что доверять ей не могу. Мои бывшие мужчины меня мало интересуют, это как прочитанная книжка, которую я сдала в библиотеку — кто ее потом читает, меня не волнует. А вот мужчину нынешнего не тронь. Так уж получилось, что из всех подруг я могу доверять только одной, мы с ней, как сестры — между нами никогда не встанет мужчина. Однажды ее бывший кавалер стал ухлестывать за мной, в какой-то момент это меня увлекло, но я попыталась мысленно поставить их на одни весы: сравнение было не в его пользу — терять ЭТО ради этого я бы никогда не стала.
Нечаянное счастье
— Сейчас вы снова замужем. Кто ваш избранник?
— На самом деле, я ни разу не была замужем, в привычном понятии этого выражения — я не ходила в ЗАГС и не одевала фату. Но, я впервые за всю мою жизнь поняла, что такое настоящая семья, я точно знаю, что я должна чувствовать к мужу, как должна выражаться привязанность, как он должен проявлять себя по отношению ко мне — впервые это происходит с Женей, с человеком, с которым мы вместе нереально долго — четыре года. Для меня это невозможный срок! Мы познакомились в театре, он работал у нас начальником транспортного цеха. Если бы кто-то сказал, что этот человек станет моим мужем, я бы рассмеялась ему в лицо. Я на него никогда не смотрела, это же транспортный цех, это человек «не моего профсоюза». Однажды мы выступали в Кремле, я живу в Долгопрудном, и ночные поездки в поезде частенько оборачивались для меня неприятными приключениями. Женя сам лично привозил Ульянова в Кремль, и Михаил Александрович попросил его после концерта отвезти меня домой. По дороге мы разговорились. Раз подвез — два подвез, чтобы ему поздно не возвращаться в Москву, я предложила заночевать у меня — в детской комнате был свободен большой диван. Так он и ночевал у меня месяца три: мы болтали на кухне допоздна, утром вместе завтракали и ехали не выспавшиеся в театр — при том, что между нами ничего не было. А потом он собрался уезжать и прощаясь меня поцеловал. И в ту ночь, когда его не было рядом, я поняла, что не могу без него жить — вроде бы я не испытывала к нему никаких чувств, просто не могла без него существовать, места не находила — и это в тысячу раз круче, чем самая жгучая страсть.
Он настоящий мужчина, он меня жутко ревнует, но никогда не показывает своего раздражения, он делает все, чтобы я чувствовала себя королевой, но при этом понимала, что это именно он и делает меня этой королевой, он бесконечно повторяет, какая я талантливая и замечательная — безошибочно подобрал ключик ко мне. Он мудрый мужчина, прекрасно владеет постелью, независимо от того, приезжаю ли я с работы в 3-4-5 часов утра, он всегда ждет меня с горячим чайником, в халате, заспанный, со следами от подушки на щеке.
Когда Влад пошел в школу, Женя добровольно взял на себя заботы домохозяйки, няньки и кухарки, предоставив мне возможность заниматься творчеством. Так что в семье главный добытчик — это я, но главой семьи все-таки остается муж. У нас нормальная, правильная схема: есть мужик, за ним стоит баба, а за бабой — ребенок. И когда мы выходим в свет, меня представляют, как его жену, а не его, как мужа Марии Ароновой. Наконец-то я поняла очень простую вещь: для меня в семье важно, чтобы мой любимый существовал для меня, а я для него — и не надо никаких доказательств.
— Поклонники на улице часто домогаются?
— Меня узнают, причем, узнают по-простому: хватают за руку, лезут целоваться, называют родственницей. Однажды мы с сыном зашли в Макдональдс. Я стою в очереди и вижу из соседнего «хвоста» на меня в упор пялится мужик. Я от ощущения собственной значимости начинаю раздуваться, как лягушка: плечики расправила, носик задрала, и так меня распирает от желания кивнуть головой и с видом человека, уставшего давать автографы томно произнести: «Я это, я!». На что мужик бросается ко мне с возгласом: «Галина!». Он меня с какой-то знакомой перепутал. Вот такая у меня популярность!