К 90-летию Театра Вахтангова актриса Галина Коновалова и журнал «Театрал» продолжают серию очерков о Вахтанговцах.

Передо мной сложная задача. С одной стороны, речь пойдет об артисте, которого знает вся страна, а с другой — даже я, близко знающая его шестьдесят лет, не могу однозначно ответить: что из себя представляет это уникальное явление — Юрий Васильевич Яковлев. Широкой публике артист Яковлев больше известен по многочисленным своим, блестящим работам в кино. Описание этих работ заняло бы несколько выпусков «Театрала». Все знают Ипполита, Ивана Васильевича, поручика Ржевского, но для меня верхом его киноролей является исполнение Стивы Облонского в «Анне Карениной». Но это к слову, поскольку мне хочется сказать о другом Яковлеве — об артисте, который никогда не стремится выглядеть артистом, ведь в нашей профессии велик соблазн быть все время на виду, быть все время в окружении всеобщего восхищения, «не позволять о себе забыть»…

Драматическая нота

Трудно себе представить публичного человека, которого эта публичность только связывает и утомляет. При всей богатой фантазии невозможно представить Юрия Васильевича ни на тусовках, ни на партийных собраниях, ни на трибунах — нигде. Его это одинаково не интересовало. Абсолютно антиобщественное лицо, антитусовочное, антирабоче-крестьянское. И в то же время он не артист в таком формальном понимании. Например, когда Астангов шел по Арбату, издалека было видно: идет артист. У него по-театральному была заломлена шляпа, передвигался грациозно неспешно, словно нес себя… А у Яковлева все по-другому. Ему не свойственно желание казаться. Он такой, какой есть. В театре до сих пор ходит навязшая в зубах легенда о том, как Юрия Яковлева не хотели принимать в училище, не разглядев в нем актерских способностей (и даже во ВГИКе нашли его недостаточно киногеничным). Но с первых шагов своей профессиональной деятельности он блестяще доказал и свою киногеничность, и свои вполне незаурядные актерские способности.

И вот об актерских способностях… Вспоминая все работы Юрия Васильевича, начиная с маршаковской сказки «Горя бояться — счастья не видать» и до блистательного Сорина в «Чайке» 2003 года, я как живой свидетель «громко и ответственно» заявляю, что ни одну из своих многочисленных ролей Яковлев не завалил. Его блистательный, разносторонний талант всегда восхищал любого зрителя. Не сразу вы найдете артиста, которому в равной степени удавались бы роли острохарактерные, лирические, комедийные и глубоко психологические.  Рубен Симонов считал Яковлева великолепным характерным артистом (и действительно он блестяще сыграл Панталоне в «Принцессе Турандот» или, например, Майора в «Дамах и гусарах»), но меня всегда занимала совершенно неожиданная драматическая нота, которая внешне почти не проявлялась. Вот так он сыграл в свое время Трилецкого в «Платонове» — спектакле, который сейчас уже забыт, поскольку был «Платонов» в кино и все прекрасно помнят великолепного Калягина. Но как Яковлев играл Трилецкого, это было грандиозно. В этой роли он раскрыл личную трагедию самого Чехова…

Тонкий артист

Ему ничего не стоит сыграть любую комедийную, характерную роль. Он обаятелен во всем. Играл Панталоне, потому что Панталоне в «Турандот» — это ключ к раскрытию системы Вахтангова. И это было блестяще по юмору. Юмор ведь тоже бывает разный, так вот у него юмор очень интеллигентный, очень великосветский и не имеет ничего общего с той пошлостью, которую крутят сегодня по телевизору под видом юмористических передач. Я перед Юрием Васильевичем виновата, потому что мне принадлежит не самая удачная острота.

В 1952 году, когда Юрий только пришел в наш театр после училища, меня кто-то встретил и спросил: «А что это за артист?» — и показал на Яковлева. Я взглянула на него и сказала: «Это очень тонкий артист». Потому что Юра в те годы был невероятно худой, высокий, с длинной шейкой — словно вылупившийся птенец. Но как интересно бывает: моя шутливая фраза оказалась вполне правдивой. Спустя годы о Яковлеве действительно узнали как о тонком артисте, который способен раскрывать самые неизведанные глубины человеческой души.

В 1964 году Исай Спектор сказал мне: «Прочти пьесу Малюгина «Насмешливое мое счастье». Вообще пьесы я читать не люблю и не умею, но взяла это произведение о жизни Чехова и прочла от начала до конца. И когда кончила читать, я была в состоянии совершенно ошалелом. История чеховской жизни была описана удивительно откровенно, абсолютно не по-школьному. Ты понимал всю глубину этой личности, его трагедию и боль. Потом началась работа над спектаклем, где среди действующих лиц был и брат Чехова Александр, и сестра Мария, и Книппер-Чехова, и Лика Мизинова, и Максим Горький… Все артисты играли блестяще, но Юрий Яковлев (Чехов) и Юлия Борисова (Мизинова) выделялись особенно. Это была пара… я даже не знаю, как описать… что-то эмоционально-драматическое было заложено в их взаимоотношениях, что мне как зрителю каждый раз выворачивало душу. Я смотрела спектакль раз пятьсот или семьсот — ровно столько, сколько он шел, и каждый раз не переставала восхищаться этим потрясающим дуэтом.

Вот даже его последняя роль в «Чайке». Казалось бы, что нового можно сыграть в Сорине, который уже игран-переигран? Но появляется Юрий Васильевич и говорит сестре всего несколько фраз по поводу Треплева: ты бы дала ему денег немножко, посмотри, как он обтрепался, все-таки нехорошо — молодой человек. Это звучит так, что сидя в зрительном зале чувствуешь себя виноватой, что не можешь помочь Треплеву. До такой степени это виртуозно и жизненно. Так может сыграть только очень большой артист.

У него действительно не было неудач, ему везло с режиссерами. Причем особенно много ролей он сыграл в спектаклях у Александры Ремизовой. Ремизова — это «Платонов», «Идиот», «Насмешливое мое счастье», «Дамы и гусары» и, конечно, «На всякого мудреца довольно простоты», где Яковлев блестяще играл Глумова. Это от начала до конца была его роль и в ней наиболее многогранно проявился его комедийный талант. …Не знаю, удалось ли мне заразить читателя своим многолетним восхищением. Если да, то я счастлива, поскольку писать о Яковлеве — задача не из простых.