Сегодня Международный день театра. А театр — это актеры. Артист остается фигурой №1 и без артиста театру — конец. «МК» нашел старейшую актрису  в столичном театре. Она начала работать на заре ХХ века, он — в XXI.

Шерше ля шарм

Галина Коновалова уверяет, что ей 200 лет. Но выглядит? как изящная французская кокетка: всегда прямая спина, вздернутая головка в кудрях и звонкий голос. Ей — страшно произнести — будет 92 года, 72 из них она служит в Вахтанговском и, можно сказать, этой цифрой бьет все рекорды. До сих пор выходит на сцену в трех (!!!) спектаклях. К тому же еще заведует труппой. И помнит все, что было.

— Помню не потому, что все померли, а потому что помню, — говорит она. — То, что давно живу, не основное мое достоинство. Просто так получилось.

— Галина Львовна, какая была ваша первая роль?

— О, это было до взятия Бастилии и Николая II.

— И до татаро-монгольского нашествия?

— Конечно. 37-й год. Меня заняли в «Аристократах» Погодина. Рубен Симонов играл Костю-капитана, а Соньку Золотую Ручку — Алексеева. И я? Ну с чем это сравнить? Это все равно что вас пустить в Кремль и разрешить там поселиться. Первая роль моя заключалась в том, что я в полной темноте должна была из одного портала перейти по сцене в другой. Без слов. При этом меня каждый день вызывали на репетицию. И вот премьера. Я позвала на нее свою маму (она у меня была старая большевичка), а мама прихватила подружку — тоже из старых большевиков. После спектакля мамина подруга констатировала: «Твое участие в спектакле напоминает мне участие Берии в строительстве Беломорканала». Она это сказала громко, на Тверской улице. И? больше мы ее не видели. Вот кто услышал? Кто настучал? Но вот что интересно: после того как я безмолвно прошла в темноте по сцене и вернулась в гримерную, у меня на столе стояли подарочки от старших актрис — это было такое посвящение в их круг. И потом долгие годы я тоже дарила подарки молодым. Последним был Максим Суханов, когда он дебютировал в «Кабанчике». Правда, с тех пор я никому ничего не дарю, я поняла, что прошли годы и все стали другими.

— А вы помните «Принцессу Турандот» и самую первую Турандот — Цецилию Мансурову?

— Вообще этих принцесс было, как у вас волос на голове, — две Пашковы, две Вертинские, но это ничего не значит.

— Ну а Юлия Борисова — почему вы ее не называете?

— Юлия Борисова играла прелестно, но, надо сказать, это ведь не лучшая ее роль.

—???

— Да-да, таково мое мнение. У нее были другие грандиозные роли — в «Варшавской мелодии», например, или «На золотом дне». Даже Алиса Фрейндлих не достигала в «Варшавской мелодии» такого драматизма, как Борисова.

— Как в старые времена режиссеры выбирали артисток на роль? Например, Вахтангов.

— Это же легенда, как Вахтангов выбрал свою принцессу Турандот. Он назначил артистку (не хочу называть фамилию, а то дети придут ругаться), и эта артистка чем-то его не удовлетворила. Попробовал других и в конце концов назначил Мансурову — все ахнули! Мансурова дико не подходила для принцессы, и Вахтангов чудно тогда сказал: «Как сыграет актриса Х — я знаю, как Y — догадываюсь, а вот как сыграет Мансурова — понятия не имею. И мне это интересно». Это были слова самого Вахтангова, которые передавались в театре из поколения в поколение.

— А как Вахтангов воспитывал актеров?  —

Однажды я спросила Рубена Симонова: «Ну что это был за человек такой? Почему вы на него молились, как на икону?» И Симонов рассказал, как однажды их студия в первый раз поехала по Волге на пароходе. Как только сели на пароход, естественно, все надрались, и началось бог знает что. Сам Вахтангов был в каюте. Он вызвал к себе молодую актрису Ремизову (позже она стала режиссером), которая баловалась не то на палубе, не то под палубой с кем-то. Естественно, приходит к нему, трепещет. Он сидит в кресле — погашен свет, горит свеча? — Евгений Багратионович, вызывали? Он молчит.  — Евгений Багратионович, я? Он молчит.  Она начинает плакать: — Евгений Багратионович, я же? мы же? Он молчит. Она падает на колени. С ней истерика, она бьется. Наконец он говорит: «Вы все поняли? Вы свободны». Поведав это мне, Симонов произнес: «Я, Галя, вам рассказываю это, а меня до сих пор бьет дрожь».

— Известно, что вахтанговские актрисы считались самыми красивыми в Москве. Они этим пользовались?

— Мы считались аристократическим театром, а женщины — роскошными. Чтобы попасть в МХТ без билета, достаточно было сказать билетеру, как ты увлечен системой Станиславского! В Малом — прикинуться дальним родственником Островского. А в Вахтанговский — вот интересно — надо было прийти со служебного входа и просто сказать: «Продается белая яхта». И женщины, конечно? Рубен Симонов вообще к женщинам хорошо относился. А к кому особенно хорошо, тем очень повезло с ролями. Помню, как в гардеробе на служебном входе Рубен Николаевич внимательно осмотрел меня с головы до ног и сказал: «Слушайте, Галочка, как это я вас пропустил?» Он был богемный человек, вне политики, всегда таскал за собой двух гитаристов из оркестра. Но, когда случилась история с Мейерхольдом и нельзя было не подписать письма против него — иначе не уцелеешь, — этот богемный Симонов куда-то исчез. Ученики Мейерхольда — Царев и другие — подписали, а Симонов спрятался в деревне и не подписал таким образом.

— Откройте страшную тайну: как актрисе строить свою жизнь, чтобы, когда стукнет 90, сохранить такую форму, как у вас?

— Если я расскажу как, вам станет скучно. У меня есть внучка, у нее — двое детей (мои правнуки). Она живет в тяжелых условиях черт-те где, и я каждый день езжу к ней через весь город с четырьмя кастрюлями, чтобы облегчить ей жизнь. Потом гуляю с детьми, потом бегу в Вахтанговский, а потом прихожу и валюсь с ног. А в семь утра опять подъем. Какая физкультура? Каждый день я натираю пол, пока какая-нибудь моя подруга рассказывает по телефону, как ей тяжело живется с мужем и пятью домработницами в шестикомнатной квартире. Вот и вся физкультура. А все эти подтяжки, фитнесы — не ко мне.

— Прослужив в театре 70 лет, вы поняли, что такое театр?

— Даже трудно сказать. Это то, без чего немыслимо существование. Это кошмарная и единственная в мире профессия, которая не считается работой или обязательством.

— А кто такие актеры?

— В трудную минуту они объединяются, идут на выручку, независимо от положения и количества денег. Вот у нас в театре в 37-м году многие пострадали от Сталина. Арестовали мужа артистки Данчевой. Она осталась одна с 5-летней девочкой. И тогда меня вызвал наш артист Горюнов — комик, гениальный человек. Он был страшно популярен, много снимался, богат. И вот он говорит мне: «Пойди к Данчевой и под любым предлогом возьми у нее что-нибудь, скажи, что я это хочу купить». Я пошла, нашла у нее какие-то старые туфли, и он купил их за 600 рублей. Вот я и говорю: когда плохо, сукины дети (по выражению Филатова) объединяются. А когда одна роль на 20 человек — ощетиниваются.