Василий Лановой: «Мое амплуа — русский офицер»

Марина Полубарьева, Московский комсомолец от 17 февраля 2010

В свои 76 Василий Лановой загружен — дай бог молодым: играет четыре спектакля в родном Вахтанговском театре (на сцене делает сальто и летает на люстре!), ездит по стране с концертами, снимается, преподает. А все потому, что остается верен себе, собственным принципам и привычкам. Каждое утро начинает с зарядки, не курит и другим не советует, водочку — разве что иногда («для очищения грехов»). А главное — не кривит душой и называет черное и белое своими именами — вне зависимости от того, какого цвета власть.

— Василий Семенович, обычно с годами накапливаются усталость, разочарования и, как следствие, негатив по отношению к окружающему миру. Что вас сейчас раздражает?

— Мне кажется, с возрастом, наоборот, появляются мудрость, прощение, на многие вещи начинаешь закрывать глаза. Так что у меня вызвать раздражение уже сложно. Кроме одного: вопросов, касающихся культуры и образования. Сейчас решили, что было плохое образование! И не идеологический аспект имеется в виду, а то, что раньше Пушкину уделялось 60 часов, Толстому — 80, сейчас же — 10-15. Говорю своему студенту: «Возьмешь сцену дуэли Безухова с Долоховым», он спрашивает: «Кто такой Долохов?» (Лановой — профессор, завкафедрой художественного слова Щукинского театрального училища. — Авт.) Надо вернуть наше образование, каким оно было. Чтобы Пушкин и Толстой получали по сто часов, чтобы знали имена Тютчева и других поэтов, а не отвечали примитивно, как обезьяны, на вопросы ЕГЭ.  Телевизор вообще в последнее время смотреть не могу, только информационные программы. Для меня мука, когда начинается предновогодний шабаш. «Петросяновщина» танцует все выходные, и самое поразительное — люди смотрят и смеются. Как нужно деградировать, чтобы смеяться над этим!

— Как вам кажется, почему все это происходит?

— В 91-м году мы открыли свои души перед Западом в надежде на демократию, как будто не понимая, что для Запада — это оружие. С самого начала было ясно: под этой феерией демократии кроется великий обман. А нас, как земноводных, на него взяли! При этом сами «демократы» полетели бомбить Югославию. Почему мы позволяем все себе навязывать? Потому что либералы получают зарплату на Западе?

— У нас сегодня власть озаботилась демографической проблемой. Но ведь детей надо не только рожать, но и воспитывать. В том числе, наверное, на детском кино?

— Детских фильмов сейчас практически нет… Раньше студия имени Горького выпускала массу картин для детей, наши мультфильмы были замечательные, лирические, «незлючие». А западные? Только одно: «Хочу быть миллионером!» Вообще, потребительство — причина гибели всей цивилизации, и никуда мы от этого не убежим. Одни начинают рвать, рвать, а другие в это время умирают от голода. Столько безотцовщины появилось в эти проклятые капиталистические годы! После войны столько не было!

— Говорят, вы с удовольствием общаетесь с молодежью. Ваши сегодняшние студенты вселяют надежду на лучшее?

— Как сказать… Время не может не наложить на них свой отпечаток. Поэтому стараемся приобщить к чему-то хорошему. Когда классику даешь первый раз, они фыркают. А второй и третий раз — уже сами просят.

— Какой у вас сейчас период в творчестве?

— Пушкин считал созерцание жизни и мира высшей мудростью человечества. Да, я востребован в театре, но делаю только то, что хочу. Играю «Милый лжец» с Юлией Борисовой, «Посвящение Еве», «Фредерик, или Бульвар преступлений», «Последние луны». Пока был жив Рубен Николаевич Симонов, 35 лет я работал в великом Вахтанговском театре. А последние дни, когда Ульянов был тяжело болен, у него не хватало сил ни на что, вкусовые допуски были такие, что становилось стыдно за театр. Сейчас пришел новый литовский режиссер Римас Туминас. Он поставил «Последние луны», «Дядю Ваню», Шекспира, сейчас ставит «Маскарад». Очень важно, чтобы все это совпадало с вахтанговской школой. На этом пути есть определенные вопросы, но это человек безусловно талантливый, современный. Не скажу, что я его абсолютный сторонник. Он делает интересные вещи. Но вот «Дядя Ваня» — это не мой Чехов.

— А как сегодня ставить классику? Нужно ее приближать к современности, наряжать Анну Каренину в мини?

— Надо талантливо делать. Сначала нужно подняться до классики, а когда не хватает мозгов и культуры, ее начинают трактовать на своем уровне. Это проще простого. И тогда получаются спектакли, с которых уходишь, краснея от стыда. Очень много раз уходил, когда прибалты ставили Чехова.

— Но согласитесь: на каком языке проще разговаривать с неискушенным зрителем?

— Зачем опускаться до уровня начинающих, когда нужно, наоборот, поднимать их до нашего уровня? Это их дело — поймут или не поймут.

— Вы принципиально не снимаетесь в нынешних сериалах. Заманили вас только в «Дом на Озерной».

— Заманила меня туда Купченко. (С третьей женой Ириной Купченко Лановой вместе больше 35 лет. У них двое сыновей — Александр и Сергей, названные в честь Пушкина и Есенина. А в сериале актерская чета играет пожилую супружескую пару. — Авт.) Там характерная роль старика, почти полного маразматика, каких я никогда не играл. Мы там вдвоем с Ириной Петровной — вместе уж ладно. А так — ничего особенного, бытовая история. Я к этому отнесся с юмором. В сериалах драматургии нет, идет занятие времени. А ведь у нас был опыт создания качественных сериалов — «Петровка, 38», «Огарева, 6», где я играл. Очень рад, что снимался в первом отечественном сериале «Семнадцать мгновений весны». (Лановой играл американского генерала Вольфа. — Авт.)

— А ведь режиссеру Татьяне Лиозновой тогда пришлось вас уговаривать!

— Да. Я и в «Офицерах» не хотел сниматься. Просто не очень понимал, что там должен играть. Видел замечательную роль Жоры Юматова, большую, бытовую. А кто такой Иван Варрава? И потом мне режиссер сказал, что это образ романтизма русского офицера. Вот это мне подходит, это мое амплуа — я тут же согласился. Милее Италии только Стрымба.

— В прошлом году у вас был громкий юбилей, с 75-летием пришли поздравлять и президент, и премьер. Нынешний день рождения справляли в тихом семейном кругу?

— Отмечаю только юбилеи, а другие дни рождения вообще не праздную. Но и юбилеи больше не буду. Вот умничка Алеша Баталов в такие дни просто уезжает из страны, во Францию к друзьям.

— В редкие моменты передышки хочется иногда просто заглянуть в родные места? (Родители Ланового были малограмотными крестьянами, чего «Вася Высочество», как называли артиста с дворянской внешностью, никогда не стеснялся. В родное село Стрымба Одесской области маленький Василь и две старшие сестры приехали погостить к бабушке с дедушкой в тот день, когда началась война. Пока родители работали в Москве на химическом производстве, дети провели в деревне три с половиной года, побывали в оккупации. — Авт.)

— Когда приехал в Стрымбу в середине 90-х, это было страшно: так рухнуло все, не было электричества, телевидения. Времена «оранжевой революции» тоже выдались тяжелые. Прошлым летом мы с Мариной Андреевой, Алексеем Кузнецовым и другими привезли туда ту программу, с которой в рамках международного проекта «Великий русский язык» ездим по разным странам — читаем русскую классику, поем романсы, украинские песни, играем Чехова. Там в райцентре появился музей, в котором мне отвели целую полку. Заглянул в свою избу, где теперь живет учительница. Побывал на кладбище, на котором похоронено много моих родственников. Вспоминал свое детство… Удивительно, но в войну мы ни разу не болели! Спокойно бегали босыми по снегу. Потому что ели мамалыгу (кашу из кукурузы) и чесноку туда много добавляли.

— Тяжело, наверное, заглядывать в окна, за которыми уже нет дорогих людей.

— Не тяжело. И нужно обязательно возвращаться к своим первоисточникам. Как-то по-другому смотришь на сегодняшний день. У Маяковского есть строчки: У меня в душе ни одного седого волоса, и старческой нежности нет в ней! «Мир огромив мощью голоса, иду — красивый, двадцатидвухлетний».   Теперь уже 76-летний иду, и совсем другие мысли, и вот именно нежность появляется ко всему. Пусть назовут ее старческой. Но это какая-то вечная нежность к природе, детям, людям. Потому что мы молодые мчимся, хватаем, обретаем, хапаем. А в конце концов ложимся в ту же землю, в те же полтора метра. И только потом, уже в старости, понимаешь: какого черта, зачем?

ЦИТАТА из книги Ланового «Счастливые встречи»

«Один немец, который у нас остановился в доме, подарил мне свой ремень. Я надел его и пошел гулять. Случилось это на току… Подъехал немец, увидел меня с этим ремнем и кричит: „Ком хер!“ Я подошел. Тогда он показал, чтобы я отдал ему ремень. А я говорю: „Не дам, мой ремень“. Тогда этот детина снял автомат и при всех над самой головой дал очередь, описав дугу. До сих пор слышу свист пуль у самого уха. После этого я молча снял ремень и протянул его немцу. Внешне все это я перенес спокойно, но долго еще и после войны, занимаясь уже в самодеятельности, продолжал заикаться и с большим трудом избавился от этого недуга».