С Артеком меня подружил Павка Корчагин

Игорь Логвинов, Вечерняя Москва от 20 июля 2007

В детстве Василий Лановой, как и все советские школьники, мечтал попасть летом в лучший пионерский лагерь страны. К сожалению, хотя он и был отличником, районо почему-то так и не удосужилось направить способного ученика в «Артек». Мечта бы, наверное, так и осталась неосуществленной, если бы не кино. Много лет подряд Василий Лановой возглавляет Международный детский кинофестиваль «Артек», входящий, по мнению критиков и журналистов, в рейтинговую десятку лучших мировых детских кинофестивалей. А 15-й юбилейный кинофестиваль, недавно завершивший свою работу, вписал, пожалуй, самую яркую страницу в историю артековских фестивалей. — Василий Семенович, когда вы в первый раз оказались в Артеке? — Первый раз я попал в Артек на премьеру фильма «Павка Корчагин», это было в 56-м или в 57м году. И совершенно влюбился в это волшебнейшее место. А теперь, вот уже практически 15 лет, я езжу сюда, участвую в обсуждениях фильмов и вижу, как ребята горячо спорят друг с другом, как они оценивают какие-то вещи, как они рыдают и хохочут там, где надо. Так и формируется человечек. Поэтому очень важно, чтобы какая-то дрянь не попала сюда, как это бывало в первое время, когда мы отбирали картины, за которые просто бывало стыдно.  — Вообще-то, наши кинематографисты в долгу перед детьми? — Вы знаете, действительно многие ценные и важные для государства вещи рухнули в 1991 году. Очень многие. Я не буду перечислять все, но одно из этих крушений произошло с детским кинематографом. И та бездумная открытость всем западным дешевкам, которые пришли на наш экран, конечно, была особенно зловредна, потому что не стало детского кинематографа. Детям ничего не оставалось, как смотреть эти бесконечные убийства, насилие.  Поэтому вина здесь даже не кинематографа, а государства перед детьми. Ведь отсутствие детского кино означает прежде всего появление целого поколения детей, которые были воспитаны на этих идиотских западных картинах. В этой связи трудно переоценить значение детского кинофестиваля, который ежегодно проходит в Артеке. — По какому принципу вы отбирали фильмы при формировании конкурсной программы? — Мы на наш фестиваль отбираем картины со всего мира — из Северной Европы, Италии, Америки, Венгрии. Теперь, слава богу, и наш детский кинематограф начинает оживать, уже есть выбор, начали появляться интересные картины. Например, картина «Звезда», которая два года назад заняла все премии на нашем фестивале — это уже специализированная детская картина о войне, сделанная молодым режиссером Лебедевым. Мы видим, что нынешним поколением война оценена удивительно точно, и это очень радостно и дорого. А главное — прекратились все эти «Сестры», «Братья», эти шизоидные бесконечные стрельбища. Я помню, как шли «Сестры», а там одни убийства, и это показывали детям. Я спрашиваю у ребят: есть ли в этом фильме хоть одно светлое существо, которому хотелось бы подражать? Длиннющая пауза. И какая-то девочка сказала: есть одно существо — это кошка. Понимаете? Слава богу, это уже отходит, и к этому наш кинематограф уже не вернется. Мы стараемся отбирать картины, которые учат ребят добру и свету. Поэтому нельзя переоценить значимость этих фестивалей, ведь мы закладываем фундамент в поколения будущего. Если поколение не имеет своего детского ряда картин, оно вынуждено переходить на взрослое кино, на эту чушь. А это страшно. В этом году на фестивале в первый раз за 15 лет была представлена детская украинская картина, которая и получила все главные премии. На Украине вообще не выпускали картин для детей. У нас хоть что-то делалось на взрослых студиях, а там вообще ничего. — В программе фестиваля нашлось место и для ретроспективных показов. Как смотрят сегодняшние подростки фильмы, на которых воспитывались их родители? — Ребята замечательно смотрят наши старые детские картины, и у них не пропадает к ним интерес. Это очень хорошо, потому что они завязаны на наши ценности. Нельзя без прошлого выходить в будущее — не будет будущего. Но надо же делать и современные картины для детей, поэтому, я считаю, что наш фестиваль в этом смысле просто замечательный. У нас не взрослые, а дети решают судьбу фильмов — специальное детское жюри. — Какие они — сегодняшние артековцы? Что их волнует, к чему стремятся? — Потрясающие умнички. Во-первых, в фестивальную смену специально едут ребята, очень любящие кино. Один мальчик уже четвертый раз специально приезжает, чтобы быть членом жюри. Он собирается стать критиком, это, я вам скажу, уже доктор искусствоведения. А как он выступает — это надо слышать. Ребята замечательные, они проявляют способности к обобщениям, к идейному анализу фильмов. Кроме того, в Артеке они живут коммуной, отрядами, а это очень ко многому располагает. Я помню случай, как в Артек приехал американский мальчик, его звали Джон. Рыжий такой. И вот вместе с отрядом они в первый же день пошли купаться. Когда дети вышли из моря, они все просили пить. Он на это обратил внимание и на другой день прикатил тачку с водой и начал продавать ее по полдоллара за бутылку. А когда он уезжал, то больше всех плакал, и говорил: «Я не хочу в Америку, хочу здесь остаться». Вот такое фантастическое влияние Артека. Такие чудеса здесь происходят, и важно в этот период чудес детям показать картины добрые, светлые, с хорошим смыслом. — Василий Семенович, а каким было ваше детство? — Я три с половиной года был под оккупацией у немцев. Потому что 20 июня 1941 года мы — две сестры и я — поехали отдыхать на Украину. А 22 июня в 4 часа утра над нами летели самолеты бомбить Одессу — вот что осталось в памяти. В конце апреля 44-го нас освободили, и мама приехала за нами — уже инвалид первой группы, после того как она вручную разливала «коктейль Молотова» на химзаводе. Мы вернулись в Москву. Детство было безумно голодное, трудное, но счастливое. После Победы казалось, что все можно осилить — любой голод, любую разруху. Мы жили напряженно, и это было замечательно. Я, как зверь, грыз гранит науки и окончил школу с золотой медалью, хотя сам из пролетарской семьи, и было очень трудно. Вот почему говорят, что военные дети взрослеют в сто раз быстрее, чем обычные. И жизненные ценности были ясны, не надо было уговаривать, что хорошо, а что плохо. Помню в 47-м году, уже перед отменой карточек, мама сварила нам картошку, а из шелухи сделала какие-то котлеты. А меня тошнило после них, и мама рыдала оттого, что она не могла мне помочь. Мы жили бедно, но счастливо. Меня журналисты иногда спрашивают: ну что, Корчагин, как теперь относитесь к этому образу? Я отвечаю: вот теперь я ценю его в тысячу раз больше. Я говорю: дай бог, чтобы ваши дети хоть во что-нибудь верили так, как верил в свою идею этот самый бескорыстный человек на земле. — Артековский фестиваль проводится при поддержке правительства Москвы. Как вам кажется, почему столичные власти оказывают ему такое внимание? — Во-первых, известно отношение Юрия Михайловича Лужкова к Крыму. Кроме того, здесь отдыхает очень много москвичей и детей из других российских городов. География фантастическая — Челябинск, Москва, Дальний Восток, Пермь, юг России.  Лужков прекрасно понимает, что эти дети — это наше будущее. Мы и так их обеднили после 1991 года, когда государство их кинуло и не только в кинематографе. Была у них своя пионерская организация, и все это было выброшено, причем бездарно, я бы сказал, высокомерно. А детей-то надо как-то организовывать, а иначе они кинутся на улицу. И вот сейчас мы вновь обращаемся к созданию пионерских организаций. А как иначе? Нельзя государству бросать детей. Правительство Москвы помогает фестивалю во всем и всегда безотказно. После завершения фестиваля артисты дали концерт в Севастополе, выступили перед моряками Черноморского флота. Как нас принимали моряки и что они нам говорили! А я еще специально исполнил песню из «Белорусского вокзала», так зал, стоя, подпевал. Так для них важны эти встречи. Я люблю Севастополь, и мне всегда так радостно и тревожно в этом городе, где на каждом шагу ощущается связь времен. Поэтому я очень рад, что правительством Москвы принято решение включить концерт в Севастополе в программу фестиваля, и мы сможем ежегодно выступать перед черноморцами — В Театр имени Вахтангова, где вы служите всю свою жизнь, недавно назначен новый художественный руководитель. Чего вы ждете от него? — Мы ждем, я полагаю, одного: чтобы все то лучшее, что есть в Театре Вахтангова, все, чем мы гордились и гордимся, не ушло с приходом нового художественного руководителя. Потому что, как известно, от художественного руководителя очень многое зависит. А Театр Вахтангова — это театр с великими традициями. Я застал его, когда он был великим, в 50-60-70-80-е годы это был лучший, на мой взгляд, театр. И очень важно, чтобы специфика этого театра осталась. После того как Михаил Александрович Ульянов сказал, что он уже не может по состоянию здоровья руководить, началась возня, как это всегда бывает в театре. Один претендовал на власть, второй, третий — все из нашей же братии. Не скрою, старики-вахтанговцы предлагали мне взять руководство театром, чтобы он все-таки был в своих руках. Но я с самого начала сказал, что каждый должен заниматься своим делом. Мне уже 73 года, вот если бы мне было 50 лет? К тому же я максималист по сути, и знаю, что завязну во всех этих бесконечных делах. А дела в последнее время шли не самым лучшим образом, потому что Михаил Александрович был болен, и уже до многого не доходили его руки. Да, я знаю состояние театра изнутри, тем не менее я отказался, я сказал нашим старикам, что, во-первых, поздно мне этим заниматься, и второе — я достаточно востребован сегодня, я хочу заниматься своим актерским делом. — Как вам кажется, принципы вахтанговской школы находят продолжение в работе молодых актеров театра? — Вы знаете, в некоторых случаях находят, в некоторых нет. Вахтанговская школа — это прежде всего безупречный вкус. К сожалению, в постановках некоторых режиссеров мы наблюдали полное несоблюдение этого. В частности, режиссер Мирзоев, который поставил несколько спектаклей у нас, проявил полное отсутствие вахтанговского вкуса. Это был другой вкус, абсолютно не имевший отношения к нашему театру, к его эстетике. На мой взгляд, этих спектаклей не должно было быть в репертуаре. — Многие читатели «Вечерки» выражали озабоченность решением снять из репертуара театра знаменитый спектакль «Принцесса Турандот»? — Это абсолютно правильное решение. Мы все голосовали за него. И не снять из репертуара, а приостановить. Мы это делаем через каждые 15-20 лет, заменяем старые репризы новыми, сегодняшними, назначаем новых исполнителей, освежаем оформление. Примерно полгода репетируем и уже с обновленным спектаклем снова выходим к зрителям. Мы с Юлей (Юлия Борисова- И. Л. ) играли этот спектакль 20 лет. После того он был снят, и в него была введена новая команда. Так что зрителям не стоит волноваться. Мы всего лишь приостановили спектакль для обновления. «Турандот» обязательно вернется в репертуар, мы даже знаем когда — к концу года, даст бог, спектакль будет восстановлен.