У российской актрисы Людмилы Максаковой, полюбившейся зрителям по картинам «Летучая мышь», «По главной улице с оркестром», «Десять негритят», нынешний год юбилейный. В сентябре ей исполняется 70 лет, а затем звезда театра и кино отметит 50-летие с того дня, как пришла в труппу театра имени Вахтангова, где служит по сей день. С новой постановкой театра «Дядя Ваня» по пьесе Чехова актриса и пожаловала в украинскую столицу.

«Чтобы поддерживать себя в форме, хожу в спортзал»

— Обожаю ваш город, — признается сходу моя собеседница. — У меня есть только два места, по которым всегда скучаю, — это Киев и Питер. Все здесь напоминает о молодости, многочисленных гастролях, которые длились, в отличие от нынешних, по месяцу. Мы всегда останавливались в гостинице «Москва» (ныне «Украина»). Тогда еще была огромная лестница, по которой надо было подниматься в гостиницу с майдана Незалежности. Я всегда жила в одном номере с моей ближайшей подругой Людмилой Целиковской, и она постоянно повторяла: «Проклина-а-аю архитектора, который это придумал. Пока эти ступеньки осилишь!..» А еще помню, приехали мы в 2004-м на гастроли, в самый разгар «оранжевой революции». Поселили нас в номерах с видом на митингующий Майдан…

— Страшно не было?

— Да не-ет, было смешно. Нас очень славно принимали, правда, тогда на улицах никто не убирал, а мы играли в театре имени Франко, и по этим колдобинам буквально на четвереньках скатывались к театру (смеется).

— Это из оперы «искусство требует жертв»! А вас в политику никогда не звали?

— Нет, да я бы и не пошла. Я абсолютно аполитичный человек. Училась в Центральной музыкальной школе для особо одаренных детей по классу виолончели. Кроме музыки, тогда в моей жизни больше ничего не было. В девять вечера приходила домой, а нужно было еще домашнее задание делать. Не школа, а каторга чистой воды. Затем я поступила в Театральное училище имени Щукина, где тоже все было очень далеко от политики. У нас, конечно, была кафедра марксизма-ленинизма, но педагоги, очаровательные люди, по-моему, сами ко всему этому относились достаточно иронически.

— Тем не менее от власти в свое время вам досталось?

— Да, когда я вышла замуж за иностранца, меня начали зажимать. Перестали снимать в кино, в театре не давали роли, пресса игнорировала. Кстати, с моим вторым супругом Петером (он немец) я познакомилась совершенно случайно в подъезде. Через какое-то время все в том же подъезде он сделал мне предложение. Полтора года я страдала: да или нет. Как оказалось позже, у моего мужа латышские корни. Когда я выяснила это, сказала ему: «Если бы знала, что это так, бежала бы от тебя на другую планету!» Дело в том, что эти люди обладают НЕВЕРОЯТНЫМ упорством. Это хорошо в бизнесе, политике, но не в личной жизни. В результате Петер меня «перепилил», и я вышла за него замуж. Вместе мы уже почти 40 лет.

— Не будем называть такие цифры. Или вы спокойно относитесь к своему возрасту?

— Абсолютно. Стараюсь поддерживать себя в форме, хожу в спортзал. Сейчас столько придумано для того, чтобы хорошо выглядеть: йога, пилатес, стрейчинг. Кстати, в плане возраста мне очень облегчил жизнь Петр Фоменко, который предложил сыграть древнюю старуху в «Пиковой даме». Она, правда, потом преобразовывается, вспоминая молодые годы. Миша Ульянов всегда говорил: «Люда, тебе та-а-ак повезло! Обычно вторая половина жизни у актрис бывает о-очень тяжелой: им трудно пересечь этот возрастной барьер». Мне сейчас часто предлагают играть ДАМ с биографией! А что может быть интереснее человеческой судьбы? Средний возраст, когда ты уже не молод, но еще не стар, играть не интересно. То ли дело старухи (улыбается).

«Я не люблю перемен»

— Вы играете в театре, снимаетесь в кино, преподаете актерское мастерство в училище Щукина — трудоголик, одним словом. А если бы вам предложили тихое место, чтобы спокойно проводить старость. Что выбрали бы?

— Думаю, русский человек устроен так, что нигде, кроме России, жить не может. У меня была возможность остаться в замечательном городе Мюнхене — на родине моего мужа, но там я выдерживаю только две недели! Как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше. При этом меня всегда окружает творческая среда. Квартира находится в доме актеров Большого театра. Под Москвой у нас прекрасный дом. Мама когда-то построила дачу в Снегирях. Это был поселок мастеров искусств, где жили дирижер и композитор Арам Хачатурян, известный поэт Константин Кедров, академик Николай Приоров — сейчас его именем назван институт. Нашим соседом был выдающийся певец Иван Козловский.

— Часто там бываете?

— Каждые выходные. Мужа оттуда вообще вытащить нельзя. Когда дети были маленькие, мы все лето жили на даче. Сейчас они уже выросли, сделали меня счастливой бабушкой — у меня пять внуков! Наш загородный дом — это, знаете ли, такое семейное гнездо для многих поколений. Там же мы жили после войны вместе с мамой и бабушкой. У нас был сад, огород, козы, куры, корова. Иначе просто не выжить было в те страшные годы! А дом, вернее, хижину, сразу после войны сколотили… из коробок из-под американской гуманитарной помощи… — Ужас! — Ничего! Зато весело было. Мы, дети, многого не понимали. Патефон в то время был роскошью. Выносили его на улицу и танцевали знаменитое танго «Брызги шампанского». А еще мне запомнился чай из самовара, который загружали шишками. От этого вкус чая был просто потрясающим. Помню бабушкину гурьевскую кашу. Это манная каша с черносливом и курагой! Конечно, бабушка была изумительная рассказчица, вечно про каких-то домовых, чертей говорила. Она из Астрахани родом, воображение у нее грандиозное. Единственное, чем было омрачено мое детство, это то, что надо было брать с собой инструмент и заниматься музыкой. А еще французский язык и внеклассное чтение.

— Говорят, у вас огромная библиотека — 17 тысяч томов!

— Действительно большая, хотя половина книг сгорела во время пожара в квартире. Возникло замыкание в проводке. Сейчас все восстанавливаю. Жаль картин, погибших в огне, даже не хочется вспоминать.

— Имущество застраховано было?

— Нет, хотя сейчас это модно. Я консерватор по своей природе, живу в маминой квартире, где ничего даже не переставила. И на даче точно так же. Не люблю перемен. Мой девиз — одно доброе дело в день. Стараюсь ему следовать.

— Вы всегда стильно выглядите, со вкусом одеваетесь. Это в крови или можно научиться?

— Во-первых, у мамы был безукоризненный вкус! Во-вторых, что-то досталось от первого мужа Льва Збарского. Это был великолепный, изысканный художник. В случае чего критика со стороны муже была ТАКАЯ суровая! Он мог сказать: «Пока ты не переоденешься, мы никуда не пойдем!» И я очень к нему прислушивалась.

— Мне кажется, в вас есть то, что называется породой.

— Об этом судить мне трудно. Я не так давно участвовала в съемках программы «Моя родословная» на Первом канале. Побывала в Астрахани, откуда родом мама и бабушка. Оттуда и моя дружба с Люсей Целиковской пошла. Наши мамы очень дружили, вместе пели в церкви. Это уже потом моя мамочка Мария Петровна Максакова переехала в Москву и стала оперной примой Большого театра. А тайна моего отцовства так и останется загадкой, хотя я не очень-то ее и раскапывала. Этот вопрос всегда был табу у нас в доме.

— Мужчины часто совершали ради вас поступки?

— Наверное, да: поэты писали стихи, композиторы сочиняли музыку, художники рисовали. Вот умер мой большой друг Андрей Вознесенский. Очень по этому поводу скорблю. Он мне много стихов посвятил, считал меня своей музой.

— А муж вас как балует? С утра кофе в постель подает?

— Он даже не знает, как плита зажигается (смеется). И слава Богу, это не мужское занятие. Я себе не очень представляю его в переднике — это не мой тип мужчины. Сама могу гвоздь вбить или лампочку поменять, но мужчина с авоськой (еще хуже — с полиэтиленовым пакетом) производит угнетающее впечатление.

— Не думал, что «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет» — это о вас!

— Благодаря актерской профессии пришлось научиться и верховой езде, и фехтованию, которое у нас Шура Ширвиндт преподавал, и танцам, и вождению. Помню, на Арбате была автошкола, и мы учились ездить на грузовике. Позже у меня было несколько автомобилей, но самым первым — роскошный «Понтиак», который муж купил. Хорошая машина, но не для наших дорог, очень низкая посадка.

«После роли Анны Карениной у меня два года была жуткая депрессия»

— Вам посчастливилось работать со многими именитыми режиссерами, среди которых и Роман Виктюк.

— С Романом Виктюком (я называю его королем эпатажа) мы сделали шесть спектаклей. Но один из них — «Анна Каренина» — был моим кровавым проектом. Слишком тяжело давался. Виктюк был впервые приглашен в наш театр. Тогда стало модно звать режиссеров со стороны, а у нас возникла ситуация, когда ряской покрылось наше болото. С Виктюком мы замахнулись на самого Льва Толстого, даже не подозревая, какую бурю вызовем! Ужасно было поселить в себя психологию самоубийцы. Это очень стра-а-ашно, потому что «все неправда, все ложь, все обман, все зло». Вот кредо Анны Карениной.

— Такое состояние в себя ведь опасно впускать?!

— Да! Эта роль мрачная, очень жестокая, что-то с психикой происходит. Два года у меня была жуткая депрессия, я совершенно не могла воспринимать мир в нормальных красках. Все в черных и сизо-мрачных тонах, до сих пор вспоминаю эту роль с содроганием. Стараюсь не думать об этом.

— Говорят, вы дама с характером. Как ваша героиня мисс Эмили Брент из любимого многими фильма «Десять негритят» по Агате Кристи.

— Ой, знали бы вы, как смешно было сниматься у Станислава Говорухина, которого я нежно люблю. Он собрал в своем фильме превосходных артистов: Владимир Зельдин, Анатолий Ромашин, Александр Абдулов… Когда такой сильный актерский состав, работа всегда спорится. Натуру снимали в Крыму, на «Ласточкином гнезде», которое специально изменили до неузнаваемости, все остальное в Одессе на киностудии. Там чудную декорацию построили. Но самое курьезное, что Говорухин, снимая «Десять негритят» в качестве режиссера, был занят у Сергея Соловьева в «Ассе».

— И как все успевал?

— Помню, мы приехали, а Станислав Сергеевич застрял на площадке у Соловьева. Мы понимаем, что еще раз собраться будет очень трудно — у всех свои графики, куча работы. И тогда я сказала: «Ребята, давайте не пожалеем пленку и сами снимем…» Один кадр в «Десяти негритятах» я сама сняла.

— У вас прекрасное чувство юмора. Как-то в клубе «Белый попугай» вы рассказали потрясающий анекдот про пыжиковую шапку…

— Да, я очень люблю этот анекдот. Встречаются три престарелые пары: англичане, французы и русские. Джон обращается к Мэри: «Дорогая, мы прожили вместе всю жизнь, признайся, ты изменяла мне?» — «Помнишь, любимый, у меня появился роскошный кабриолет? Вот это тот самый случай!» Франсуа спрашивает у Софи: «Любимая, а ты мне изменяла когда-нибудь?» — «Помнишь, дорогой, мое роскошное норковое манто?! Вот тогда это и случилось». Тут вступает Вася: «Люсь, а ты мне изменяла?» — «Вась, помнишь у тебя пыжиковая шапка пропала? Так это тот самый случай…»