Получилось так, что я видел почти все театральные работы Меньщикова на Вахтанговской сцене, начиная с 1977 года. Исключением стали спектакли последних пяти сезонов. Толя играл небольшие роли и эпизоды, которые порой завершали список действующих лиц.

Но чаще он оказывался в компании вахтанговских знаменитостей. С первого же сезона дебютант ступил на одни подмостки с И. Толчановым и Л. Пашковой, Н. Плотниковым и Л. Целиковской, Н. Гриценко и Е. Коровиной, М. Ульяновым и Ю. Борисовой, В. Лановым и Л. Максаковой. В первый же год он стал дублёром Г. Абрикосова, А. Кашперова, Н. Малишевского, и фактически оказался партнёром своих педагогов по Щукинскому училищу — Д. Андреевой и А. Борисова.

Молодому артисту поручали роли возрастные и характерные, он часто мелькал в массовках, а на следующий день появлялся на сцене в образе английского лорда Хестингса, становясь партнёром самого Михаила Ульянова в трагедии У. Шекспира «Ричард III» (кстати, в стихотворном переводе Михаила Донского). Репертуар Меньщикова был настолько разнообразным, что далеко не сразу удавалось его узнать в новом гриме. Если бы не голос — низкий, глуховатый и, пожалуй, чересчур хриплый.

Ничего себе, данные, — решите вы, дорогие читатели. Спешу вас уверить, что такой голос ни капли не мешал, напротив, — он превращался в дополнительную краску исполнителя и делался неотъемлемой чертой его индивидуальности и скоро стал знакомым и узнаваемым, что, на мой взгляд, очень важно для актёра. А зрители в этом не ошибались: играя замены и вводы, сделавшись дублёром в «коронных» ролях ведущих артистов, Анатолий ни разу не сделался «клоном» ни Григория Абрикосова в «Ричарде Ш», ни Надира Малишевского или Александра Кашперова в «Конармии», возможно, чем — то напоминая режиссёру их манеру исполнения.  И уж совсем не было никакого сходства с Юрием Яковлевым, когда в 1978-м году начинающему артисту доверили роль Панталоне. А соблазн пребывать в образе озорного и полюбившегося многим героя Юрия Васильевича, полагаю, был, и следующие за Меньщиковым исполнители, избрали именно этот вариант игры.

Озорная характерность и безмерное обаяние Яковлева, «переигравшего» самого Рубена Николаевича, — стали почти каноническими. Анатолий скорее продолжил почти забытую манеру Ивана Кудрявцева и Рубена Симонова, Исая Спектора и Бориса Шухмина и Владимира Осенева, восходящую к первоначальной трактовке, избранной Евгением Вахтанговым. Меньщиков изображает своего Панталоне ворчуном, не терпящим ничьих возражений. С образом Панталоне Анатолий не расстаётся более четверти века, когда-то впервые покорив меня мягким вахтанговским юмором, согревающим многие образы этого актёра, заставляя ликовать и радостно биться не только взыскательные детские сердца, но и серьёзных профессионалов, таких, как клоун Юрий Никулин.

В самом начале 80-х вахтанговцы сыграли сказку «Про Ивана-не-великана» (пьеса В. Коростылёва в постановке С. Джимбиновой). Толя Меньщиков играл забавного и, как положено в сказках, глупого короля Пиф-Пафа. Всё бы ничего, но персонаж Анатолия, обещал заморскому принцу Уа-Уа (В. Вихров), если тот победит Чудовищное войско, отдать в жёны свою дочь (которой у короля нет и в помине!). То, как артист «отыгрывал» эту придумку глупого короля, вызывало у детворы неимоверный восторг.

Анатолий, к слову, не прибегающий в своих сценических созданиях к внешним ухищрениям, смелым жестам, — только слегка показывал непродолжительную растерянность, расплывался в дурацкой улыбке, потом многозначительно вскидывал бровь и на вопрос заморского гостя: — А как зовут принцессу? — Смешно и даже с вызовом врал: — Пиф-Паф-Пифочка! Впрочем, это на том представлении, которое смотрели мои друзья с племянниками и я, приспособления артиста были такими, а на других спектаклях могло быть иначе, ведь Меньщиков — любитель импровизировать. Когда через несколько мгновений король, изображая несуществующую дочь, появлялся в светлом платье с бантиками на груди и в волосах, дети хохотали пуще прежнего.

Сегодня на эстраде стало «хорошим тоном» рядиться в женские одеяния, и дальше «шоу трансвеститов» дело не идёт — фантазии и мастерства не хватает. Меньщиков же ничего не изобретал: чуть-чуть поднималась бровь, один-два взгляда на героя искоса, снизу вверх вскидывались «девичьи» ресницы, слегка угловатыми были движения рук, и плечо еле-еле касалось щеки, — вот и весь арсенал «принцессы». Артисту и главное — зрителям этого было достаточно, да ещё раз, не больше, голос короля срывался на фальцет. Исполнитель не стремился к некоему правдоподобию, и от этого образ приобретал особую заразительность. Ведь, как известно, в открытой театральности Вахтангов видел наиболее выигрышный приём, заложенный в «Турандот» 1922 года.

Существуя в исконной вахтанговской манере, Анатолий Меньщиков и снискал высокую оценку крупнейшего комика того времени — Юрия Никулина, чьё имя носит Московский цирк на Цветном бульваре. После одного представления замечательный клоун привёл за кулисы к молодому вахтанговцу своего внука и рассыпáлся в высоких профессиональных оценках, предсказывая будущее большого комедийного актёра. Толя запомнил, что при этом Юрий Владимирович очень обстоятельно в зеркале изучал лицо молодого артиста, снимавшего грим.

Анатолий Меньщиков отменно владеет даром слова: он с давних пор пишет в театральных газетах и журналах. Его очерки — портреты коллег очень точны и по-актёрски образны, ему всегда удаётся, не увлекаясь комплиментарностью, сохранять объективность оценок. Судя по тому, как он выстраивает свои рассказы, какое значение придаёт эпитетам и ритму фразы, Меньщиков должен писать и стихи, но эта сторона его дарований мне неведома. А вот то, что артист чувствует поэзию, я убедился давно.

Однажды я его спросил: — Толя, на самом деле, почему больших ролей у Вас стало так мало?

— Знаешь, мне так нравится находиться на сцене, что не волнует, большая это роль или маленькая. Вот, например, в «Ревизоре» я всё действие сижу спиной к зрительному залу и как будто топлю печь, а передо мной — Серёжа Маковецкий (Городничий), Люда Максакова (Анна Андреевна) и молодой Олег Макаров (Хлестаков). Ну, это же такой кайф!

— Может быть, сказывается — привычка ещё со времён Мудреца в «Турандот»? Там Вы тоже сидели спиной к партеру, зато перед Вами были Гриценко, Яковлев, Борисова, Максакова, Райкина, Лановой?

— Олег, я ведь в той редакции сидел за Мудреца раза два: Шлез меня готовил для Панталоне, поэтому не хотел, чтобы «размывался» собственный рисунок роли. Скорее тут закалка, идущая с «Таганки», — там были все равны, и знаменитые актёры, и я, парень-монтировщик, бегавший в массовке спектакля «Десять дней, которые потрясли мир», которому «Петрович» как-то доверил роль со словами в спектакле «Павшие и живые» — нужно было срочно кого-то заменить. Ко мне все относились, как к равному, — ведь я был участником общего процесса.