Александр Олешко: Я «вялый оптимист»

Арпине Баблоян, Kleo.ru от 12 ноября 2004

— Вы ведете здоровый образ жизни?

— Периодически. Гастроли не всегда способствуют следованию диете и указаниям докторов. Как и любой нормальный человек, я люблю все вкусное, все то, что нельзя: не спать до утра, есть на ночь, море сладкого. Но надо держать себя в форме, поэтому пью свежевыжатые соки, ем фрукты и овощи. На самом деле, если взять себя в руки, то от этого можно получать удовольствие. Все едят, а я не хочу, и не ем это.

— Для того чтобы отказаться от того, что едят все вокруг, наверное, нужна сила воли?

— Так это и есть сила воли. Оказывается, это очень просто. У меня перед глазами, в моей голове и душе всегда есть пример. Это мой педагог, заслуженный артист, профессор и замечательный режиссер Владимир Владимирович Иванов, который во многом сделал из меня артиста и сформировал как личность, и не только творческую. Так вот, как-то сидел он за столом и курил. И кто-то ему сказал: «Курить вредно». Он ответил: «Хорошо. Это будет последняя сигарета, которую Вы у меня видели». И все. За 4 года моей учебы в Щукинском училище я не видел его курящим. Что это — сила воли или умение держать свое слово? Я как-то тоже решил себя проверить и целый год не пил спиртное, несмотря на праздники и вечеринки. И совершенно от этого не страдал. Оказывается, это так просто. Нужно просто сказать себе «нет». Или — «да». Ведь очень часто люди даже забывают говорить себе «да» на что-то. А это тоже неверно. Нужно разрешать себе говорить и «да» и «нет».

— А Вы сами чаще говорите себе «да» или «нет»?

— Естественно, я чаще говорю себе «нет». Когда в день по две репетиции, спектакль, ночная съемка, встреча, интервью, проба, фотосессия, надо учить текст — естественно, мне приходится многим жертвовать, в частности личной жизнью. Но все равно я оставляю очень много времени для себя. Я не могу сказать, что ради профессии готов отказаться от всего. От очень многого, но не от всего.

— Если представить Ваш обычный день — чем он занят?

— Начинается он мучительно, потому что я очень тяжело просыпаюсь. Чтоб встать легко, мне легче вообще не ложиться. Все путается в голове, я не могу понять, что сегодня за день, куда мне надо бежать и что делать. Для этого у меня есть специальный листок с планом, где я все записываю, и когда смотрю на него, все встает на свои места. Ага, вначале я иду по этому адресу, потом туда, потом репетирую это и это. Я бегаю по Москве и, даже если у меня нет дел, я их себе придумываю. Как только у меня появляется день-два, чтобы вздохнуть, меня охватывает паника, что все вокруг движется, а я стою — и как же так? Я моментально придумываю себе дела.

— А профессию свою Вы любите?

— Как же я могу ее не любить? Это же болезнь. Дело даже не в любви, а в невозможности существовать в чем-то другом, думать о чем-то другом, делать что-то другое. Но при этом я не зацикливаюсь на том, что только играю в театре. Если мне чего-то не хватает в театре, я это добираю в кино, если мне не хватает в кино, я добираю на эстраде, то, что я не могу получить на эстраде, я добираю дома, когда пишу, и так далее.

— Удивительно, как у Вас на это все хватает времени.

— А мне не хватает времени (смеется). Но на самом деле, когда правильно распланирован день — успеваешь очень многое. Как только даешь себе слабинку — это уже разрушение. Поэтому, конечно, времени хотелось бы больше, но все равно при всей этой занятости я иногда останавливаю деловое время на общение с друзьями. Для меня это очень важно, это необходимо, я считаю, у нас утрачена традиция походов в гости. Люди стали общаться электронно, потому что они редко находят время прийти и нормально пообщаться. Подготовиться к визиту, специально по случаю одеться, приготовить особенные блюда, накрыть на стол — не пластмассовую посуду на скорую руку, а ножи и вилки. В этом есть что-то прекрасное, и, к сожалению, утраченное. Время вымывает из людей этот момент проникновения друг в друга.

— А какие подарки Вы любите получать?

— Небанальные, неожиданные. Вот, вспоминаю, как-то в школе привязалась ко мне песня «Крылатые качели». И каково же было мое удивление, когда на мой день рождения мама открывает дверь, а в подъезде перед дверью стоит огромная железная качалка, которая стояла во дворе. Мои друзья приволокли на себе ее к нам на 6 этаж и написали записку «крылатые качели». И дарить я тоже люблю оригинальные подарки. С одной моей подругой у меня традиция: на день рождения мы пишем друг другу стихотворные оды, по которым можно проследить историю наших взаимоотношений и вообще жизнь страны. Я вообще очень внимательно отношусь к подаркам.

Вот Людмила Марковна Гурченко как-то сказала, что она собирала ангелочков. И я в позапрошлом году скупил практически всех ангелов Москвы самых разных мастей и в самых разных позах. И коробку с этими ангелами принес ей ночью и поставил под дверь, положил огромный букет цветов и ушел.

— Вы часто путешествуете?

— Да. Этот год очень насыщенный. Я два раза был в Америке, был в Канаде, Грузии и нескольких городах России на гастролях. Я даже был в вахтовом поселке Заполярный. Это так далеко, что мне показалось, что туда не долетают птицы.

— А какой город Вам ближе всего?

— Москва. Я родился в Молдавии, в городе Кишиневе и, когда учился в первом классе, увидел в букваре нарисованную Красную площадь. И тогда я громко объявил, что буду жить в Москве. Конечно, все это восприняли несерьезно, не верили, говорили: «Детство пройдет». Детство не прошло, и в 14 лет я сказал маме: «Если ты меня не отпустишь в Москву, то я убегу». Слава Богу, она меня услышала и фактически санкционировала мой побег. Я никогда в жизни не забуду то лето, вечер, сумерки, мы с отчимом на машине подъезжаем к Кремлю и видим горящие рубиновые звезды. Я думал, что умру от восторга, я задыхался и не мог в это поверить. И до сих пор я Москву обожаю. Здесь все так стремительно меняется, что мне кажется, сейчас Москва — это центр мира, что все самые талантливые люди — здесь, что все самые красивые — здесь, самые предприимчивые — здесь, самые нахальные — здесь, в общем, все самые-самые сейчас здесь, в Москве. Хотя последние события в нашей стране несколько отодвигают на второй план радости от приятных изменений.

Вообще, конечно, есть кое-что, что мне в Москве не нравится. Например, мне кажется, в Москве не соблюдается архитектурное единство: из-за угла может выглянуть какое-нибудь здание, которое ценно и интересно само по себе, но совершенно не подходит к данному району. Кажется, сейчас Москва похожа на взбалмошную безвкусную женщину, у которой в одном ухе клипса, в другом — бриллианты, на голове страусиное перо, соломенная шляпка и берет одновременно, на одной руке куча браслетов из пуговиц, а на другой — гипс. И это печально, потому что все-таки Москва в своем облике — немного устрашающем и одновременно лирическом — неповторима, и атмосфера в ней неповторимая. Я, как бы это ни было страшно и странно, очень люблю гулять ночью. А старую Москву я обожаю очень-очень-очень, у меня к ней любовь невероятная.

— Как началась Ваша самостоятельная жизнь в Москве?

— Мне было 14 лет, а в 14 лет никуда не брали, кроме как в цирковое училище, поэтому я туда поступил и закончил с красным дипломом, параллельно вел на телевидении передачи «Шпилька» и «Музыкальная элита». Потом я поступил в Щукинское училище, проучился там 4 года, ради чего бросил все телевизионные проекты, и по окончании получил несколько предложений в самые разные театры, но Александр Анатольевич Ширвиндт фактически взял меня за руку и сказал: «Ты наш». Я пришел в Театр Сатиры и играл очень хорошие роли, но мне хотелось еще большего. Посему через полгода я ушел. Два месяца я был вне театра, а потом пошел подыгрывать своей однокурснице в театр «Современник», где Галина Борисовна Волчек одарила меня особым вниманием. Я стал артистом театра «Современник», где служу уже 4 года, и этот театр на сегодняшний день является моим родным домом.

— Какая роль из всех Вами сыгранных наиболее близка Вам?

— Это моя самая первая роль в театре «Современник» — роль Епиходова в спектакле «Вишневый сад», которую я получил в наследство от Константина Райкина и Авангарда Леонтьева. Вводы в спектакль были быстрыми и очень тяжелыми. За короткий срок я не сумел правильно услышать Галину Борисовну. Поэтому она применила в отношении меня свой фирменный педагогический прием, окунув меня в атмосферу абсолютной нелюбви и отчужденности. В общем, она смоделировала на примере наших с ней отношений отношения Епиходова и Дуняши. И мне было так обидно, что Волчек, которая уважала меня и взяла в театр, вдруг меня не любит и не замечает, что все это отчаяние легло на роль, благодаря чему я и сыграл ее отлично. После спектакля Галина Борисовна подошла ко мне и сказала: «Молодец. Поздравляю. Все сделано правильно. Хорошей тебе и успешной жизни в нашем театре». Но вообще у любого артиста самая любимая роль — это та, которая еще не сыграна.

— Есть какой-нибудь персонаж, которого Вы хотели бы сыграть?

— Я вообще никогда не мечтаю о ролях, потому что это дело бесполезное. Зачем я буду себя расстраивать, вдруг это не сбудется? Хотя в наше время артисты могут быть сами себе продюсерами, но пока я хочу довериться судьбе и тем режиссерам, которые меня занимают, и без того, слава Богу, я актер востребованный.

— Над чем Вы работаете в настоящее время и где Вас можно будет увидеть в ближайшем будущем?

— Сейчас я задействован в спектаклях «Вишневый сад», «Гроза», «Балалайкин и К°», «Сладкоголосая птица юности» в театре «Современник», также играю в независимом проекте Роберта Стуруа «Ромео и Джульетта». Вообще, конец этого года и начало следующего является для меня очень важным и, надеюсь, переломным периодом. Одновременно выходят три совершенно разные по стилю и жанру фильма, где я играю полярные друг от друга роли, что называется, в разных жанрах и направлениях. На Первом канале выходит четырехсерийный фильм по произведению Акунина «Турецкий гамбит», режиссер — Джаник Файзиев. Одновременно выйдет и его киноверсия. Опять же на Первом канале выйдет сериал «Узкий мост», где мы сыграли комедийный дуэт с Юрием Колокольниковым. Еще один сериал, где я сыграл, — это сериал «Усадьба», который снял знаменитый Леонид Квинихидзе после пятнадцатилетнего перерыва в творчестве. Наконец, скоро выйдет кинофильм «Апокриф — музыка Петра и Павла» о жизни П. И. Чайковского, в котором у меня тоже роль. Это о кино. Теперь о театре.

В театре имени Вахтангова скоро выходит премьера музыкального спектакля «Мадмуазель НИТУШ», режиссер — В. В. Иванов (по пьесе «Мадмуазель НИТУШ» в свое время был снят фильм «Небесные ласточки»). В этом спектакле я играю Флоридора и Селестена (эти роли блистательно играли комик Фернандель и Андрей Миронов). А в театре «Современник» начались репетиции спектакля по пьесе Михаила Кононова «Голая пионерка», режиссер спектакля — Кирилл Серебряников, в главной роли — Чулпан Хаматова. А еще в ближайшее время на Первом канале стартует новый телевизионный проект, название и содержание которого держится пока в тайне. Вести эту передачу буду я. Кстати, скоро откроется мой официальный сайт, первая страница которого уже выложена в Интернете по адресу oleshko.info.

— А с кем бы Вы хотели сыграть на одной сцене или в одном фильме?

— Я бы очень хотел сыграть с Людмилой Гурченко, к которой я отношусь больше чем с уважением и больше чем с любовью. Я бы хотел сыграть с Олегом Меньшиковым, а еще с Женей Мироновым и, конечно, с Галиной Борисовной Волчек. А из зарубежных — с Бетт Мидлер, например. А если брать самую высокую планку — Джек Николсон.

— Вы уже нашли свою половинку?

— У меня уже есть опыт семейной жизни, и он прекрасен. Мы полтора года прожили душа в душу с очень талантливой актрисой театра Калягина Ольгой Беловой. Но то ли потому, что мы друг друга слишком хорошо знали и чувствовали, то ли еще почему-то, мы расстались и остались друзьями. Хорошими друзьями, но такого полета, как был, у нас уже нет. А когда нет полета, то и нет смысла продолжать отношения. А дальше… Знаете, я люблю, когда я люблю. Вот сейчас я люблю. А что будет потом — поглядим. Раньше я знал, что для меня любовь — это самое основное, самое дорогое, самое прекрасное, что может быть в жизни. На эту плаху любви я положил очень много: свою карьеру, свободное время, все. Я абсолютно безоглядно любил и отдавал себя без остатка. Но как только я отдавал себя, я очень быстро сгорал, вернее, меня сжигали вместе с моим желанием, и я оставался ни с чем, один. И вот тогда я понял, что прежде всего необходимо полюбить себя. Я это сделал, я обожаю и люблю себя, а когда я люблю себя, меня любят остальные. И мне мечтается, чтобы все было сбалансировано. Я очень хочу семью, я хочу творческого счастья, я надеюсь, что мне удастся совместить личную жизнь и работу, хотя знаю, как это сложно, потому что в данный момент моя личная жизнь не складывается отчасти из-за банальной ревности к работе.

— А вообще Вы по жизни оптимист?

— Как сказал Ширвиндт, я «вялый оптимист».

— И как бы Вы это расшифровали?

— Ничего не остается, как верить!