Есть много примеров того, как актеры, снявшись в кино, просыпались наутро знаменитыми. Но чтобы известность принесла эпизодическая роль без слов, длящаяся на экране всего пару минут? Второго такого случая в истории кинематографа, пожалуй, и не было. Возможно, не все помнят, как зовут эту актрису, и уже совсем немногие знают, в каком театре она работает. Но стоит сказать всего два слова — «жена Штирлица», и сразу становится понятно, о ком идет речь.

«ТИХОНОВ СКАЗАЛ МНЕ: «ТЫ ДОЛЖНА ПОМНИТЬ, ЧТО ВОКРУГ ФАШИСТЫ»

— Элеонора Петровна, мне приходилось слышать, что в знаменитой встрече Штирлица с женой вас с Вячеславом Тихоновым снимали порознь. Это правда?

— Нас действительно снимали отдельно: один день — меня, другой — Вячеслава Васильевича. Обычная практика для кино, ведь мы все равно сидим за разными столиками. Потом при помощи монтажа Татьяна Михайловна Лиознова нас соединила. Но это не значит, что Тихонова не было на съемочной площадке. Перед съемкой Лиознова очень долго со мной разговаривала: «Представь себе, что вы можете никогда больше не встретиться. Покажи, как ты страдаешь по нему, как любишь и переживаешь: как же он тут живет, один, без тебя?!». Видимо, я так прониклась, что поняла: «не опираясь на партнера», сыграть не смогу. Раскапризничалась, сказала, что с этой железякой, то есть камерой, сниматься не буду. «А где Вячеслав Васильевич?» — спрашиваю. Лиознова в ответ: «У него сегодня первый выходной за полгода». И тут открылась дверь кафе «Элефант», которое было выстроено в павильоне киностудии имени Горького, и вошел… Тихонов. Скромно одетый — в плаще, не загримированный. Помню, первое, что он мне сказал: «Ты должна помнить, что вокруг фашисты». Артисты массовки, которые этих самых фашистов изображали, засмеялись, но он, не обратив внимания, продолжал: «Тебе нельзя себя выдать — ни улыбнуться, ни заплакать, можно только смотреть». Вот так из всех изобразительных средств, которыми обычно располагают актеры, у нас с ним остался только взгляд. Тихонов сел рядом с камерой, я посмотрела ему в глаза и сразу влюбилась, глаза-то у него необыкновенные. А на следующий день Татьяна Михайловна позвонила мне и сказала: «Вячеслав Васильевич отказывается без тебя сниматься, мы послали за тобой машину, приезжай». Теперь уже я сидела рядом с камерой, а он смотрел на меня.

— Молчать в кадре сложнее, чем говорить?

— Не могу сказать, что мне было легко. Но в этот момент работала моя душа. Однажды меня спросили, о чем я думала на съемках. И я ответила, что передо мной были глаза не Тихонова, а Максима Максимовича Исаева. В этот момент я ощущала себя не актрисой Эллой Шашковой, а его женой, влезла в ее шкуру. И зрители это почувствовали. Пару лет назад меня приехали поздравить с юбилеем бывшие разведчики (они вообще меня не забывают) — привезли почетную грамоту, цветы. Так вот, в их поздравительном адресе было написано: «Жены разведчиков благодарят вас за то, что вы сыграли настоящую жену разведчика».

— У вас получилась самая романтическая сцена в советском кино…

— Говорят, что в каком-то мировом рейтинге таких сцен встреча Штирлица с женой заняла первое место. Как нам это удалось? Удача — всегда загадка, ее невозможно ни запланировать, ни проанализировать. Думаю, тут сыграли роль сразу несколько факторов: пронзительная музыка Таривердиева, талант Татьяны Лиозновой и Вячеслава Тихонова, ну и мое скромное участие.  А как замечательно и трогательно сыграл третий участник этой сцены — Женя Лазарев! Как внимательно он следил за Штирлицем и женой, оберегал, отошел в сторону, чтобы они могли посмотреть друг на друга, одновременно оставаясь начеку. Хотя, знаете, мне ведь поначалу этот эпизод ужасно не понравился. — Но почему? — Мы, актеры, часто смотрим не на игру свою и не на общее настроение сцены, а на какие-то детали. Вот и мне показалось, что пиджак на мне плохо сидит — морщит на спине, и встала я как-то неловко, и походка у меня некрасивая, и спина сгорбленная. «Боже, — сказала Лиозновой, — какой ужас!». Имела в виду только себя, а она подумала, что я так оценила сцену в целом. Мы с ней даже поссорились.

Потом, правда, поняли, что произошло недоразумение, и помирились, она приглашала меня на пробы в свою новую картину — «Мы, нижеподписавшиеся». Но я была слишком молода для роли, которую она мне предлагала, и в фильме сыграла Клара Лучко. Кстати, для роли жены Штирлица меня специально старили, чтобы я выглядела приблизительно одного возраста с Тихоновым. Из-за этого меня не узнавали зрители. Было так обидно, я даже плакала. А когда мне исполнилось 45, все будто прозрели, но мне это было уже не нужно. Как говорится, дорога ложка к обеду.

— А ведь до жены Штирлица в трилогии о резиденте c Георгием Жженовым вы сыграли супругу разведчика Тульева.

— В первом фильме трилогии «Ошибка резидента» была моя первая роль в кино.

— Как вы думаете, почему вам предлагали подобные роли?

— Может быть, потому что я и в жизни однолюб. Если уж встречаюсь или живу с человеком, другого у меня не будет. Мама воспитывала меня на классической русской литературе, моим любимым литературным произведением была поэма Некрасова «Русские женщины», посвященная женам декабристов. Да и сама мама являлась для меня образцом верности семье. Отец у меня был военным интендантом, прошел всю войну до Румынии.  Войска, входящие в завоеванный город, были на его попечении — он кормил, поил, одевал и обеспечивал жильем солдат и офицеров. И служил он не в обозе, как принято почему-то думать об интендантах, а на настоящем фронте — в завоеванных советскими войсками городах, как на передовой, гремели взрывы и свистели пули. После войны его перевели служить в пограничные войска, и мы ездили по всей стране. Жили в Баку, в Тбилиси, я родилась в Батуми. Потом переехали в Кишинев, где нам предоставили прекрасный дом, настоящий дворец, который мы потом сменили на жуткую лачугу в Симферополе. И каждый раз, когда отец приходил и говорил о своем новом назначении, моя мама безропотно складывала вещи, собирала нас с сестрой и ехала в полную неизвестность. Чем не пример для подражания!

«КОГДА ОТЕЦ УЗНАЛ, ЧТО Я ХОЧУ ПОСТУПАТЬ В ТЕАТРАЛЬНЫЙ, ПОРВАЛ БИЛЕТ И СПРЯТАЛ МОЮ ОБУВЬ»

— Как ваш папа-военный отнесся к тому, что дочь решила стать актрисой?

— (Смеется). Он порвал билет и спрятал мою обувь. И поскольку как раз в это время его перевели служить на Курилы, увез меня с собой туда. Мама с сестрой должны были приехать позднее. И я служила в Отделе разведки, под патронатом начальника отдела Аркадия Георгиевича Антонова, которого не могу не вспомнить добрым словом. Он очень многому научил меня, причем не только в профессиональном, но и в человеческом смысле. Наши семьи жили в одном доме, разделенном пополам, у него было двое сыновей и жена, и он относился ко мне, как к дочери.

— Если не секрет, что вы делали в Отделе разведки?

— Была делопроизводителем — печатала на машинке. Многие военные тайны не знал никто, кроме меня и моего начальника, поэтому я даже подписывала особую бумагу о неразглашении. В основном сотрудники отдела занимались тем, что вылавливали в наших нейтральных водах японцев и фильтровали их: отделяли заблудившихся моряков — шкиперов, докеров, мотористов — от настоящих шпионов, агентов. И тех, и других отправляли обратно в Японию, только агентов предварительно допрашивали. Один такой агент, Айни Акиро, переходил границу 15 раз. О его поимке писала как-то газета «Правда». Я присутствовала на его допросе.

— Какое впечатление он на вас произвел — все-таки настоящий шпион?

— Акиро был маленьким, неказистым, с глазами-щелочками. Хитрый, умный, он держался достойно и подчеркнуто вежливо. Когда я вошла, встал и, уступая мне стул, сказал: «Сядитесь, позалуйста, мадама!». (Все, кто жил на побережье острова Хоккайдо, хорошо знали русский язык, поскольку часто сталкивались с нашими пограничниками). На что я ответила, что у меня другое место — напротив него, за машинкой. Вообще, должна вам сказать, что для японской разведки секретов не было. Приехав вместе с отцом, я около месяца не работала — чтобы попасть в Отдел разведки, нужно было оформить документы, отправить их в Москву и уже оттуда ждать приказ о назначении. Поэтому я отдыхала, купалась в море и ждала. Курилы находятся на широте Сочи, поэтому там цвели лилии и рос кишмиш. Вот только сероводород, которым там богата почва, отравлял все запахи, убивал их. Об этих островах ходила поговорка, что 10 километров там не расстояние, женщины не любят, а цветы не пахнут. Цветы там действительно не пахли, зато многие женщины, у которых на материке не сложилась личная жизнь, рвались туда, чтобы устроить свою судьбу. И это им удавалось. Ну а если вернуться к разговору о японской разведке, то, пока я прохлаждалась на пляже, моему начальнику пришла небольшая посылочка, в которой лежали две косыночки — голубая и розовая (они в то время были в моде, все их носили). А в прилагающемся письме было написано: «Это подарок вашей новой секретарше, одна — к ее красивым голубым глазам, а вторая — к ее румяным щечкам». Они раньше нас знали, что приказ о моем назначении уже подписан.

— Как же вы с Курил попали в театральное училище?

— Осенью отца должны были мобилизовать, а весной я сказала, что забираю маму и младшую сестренку и увожу в Москву. Отец пытался меня отговорить: «Осенью поедем вместе!». Но я его убедила, сказав: «Мы не можем терять лето, нам надо поесть овощей и фруктов». Отец сдался, поскольку кормили нас там действительно ужасно, на паек выдавали все сушеное — картошку, лук, морковку, да еще ржавую селедку в придачу. Мы приехали в Москву, к маминой подруге. И я буквально на следующий день отнесла документы в Щукинское училище.

— Почему выбрали именно его?

— А я не выбирала. Просто оно находилось неподалеку от дома, где мы жили, а о том, что есть и другие учебные заведения, в которых учат на актеров, я тогда не знала. Но я ни разу в жизни не пожалела о том, что попала именно туда. Для меня это самое лучшее театральное училище на свете. После его окончания меня взяли в Театр имени Евгения Вахтангова. Я играла рабыню в «Принцессе Турандот», Фею в «Золушке», Машу в «Живом трупе». Сейчас, к сожалению, как и многие другие актеры старшего поколения, почти не занята в репертуаре театра. Мне кажется, это неправильно, и не только потому, что мы сидим без работы. Рубен Николаевич Симонов, который был гением театра, всегда занимал молодых актеров вместе с мэтрами. Я играла в одних спектаклях с Плотниковым, Гриценко, Осеневым, Яковлевым, Лановым. Мы учились у них, они нам многое подсказывали. А нынешней театральной молодежи учиться не у кого. Они клеят себе бороды и усы и сами играют и молодежь, и стариков. Но это решение нашего нынешнего главного режиссера Римаса Туминаса, который остался у нас в театре еще на один, третий год, по договору. Зато в последнее время я много снимаюсь в кино и сериалах, причем не отказываюсь ни от каких, даже самых маленьких ролей.

«СО СЛОМАННОЙ НОГОЙ Я ПЛЯСАЛА КАНКАН»

— Еще одна ваша знаменитая роль — Стешка из сериала «Тени исчезают в полдень» — полная противоположность жене Штирлица.

— Сколько же я из-за нее страдала! Весь негатив зрителей по отношению к моей непутевой героине обращался против меня. А как-то мы — режиссеры картины Усков и Краснопольский, Петечка Вельяминов и я — приехали с концертом на часовой завод, где работают одни женщины. И как только я начала подниматься по ступенькам на сцену, услышала сзади шепот: «Смотри, вон Стешка пошла! Стерва!». И так мне обидно стало, что я говорю Краснопольскому: «Владимир Аркадьевич, я не буду выступать, раз такое неприятие!». А он отвечает: «Элла, это же комплимент! Вот она, волшебная сила искусства. Юрию Яковлеву после премьеры «Идиота» долго кричали вслед: «Вон идиот пошел!». С Петечкой Вельяминовым мы всю жизнь дружили. В его глазах вся душа отражалась. И, как следствие, на экране. Экран никогда не врет, от него не спрячешь ни пустую душу, ни актерскую бездарность. И если зрителю скучно смотреть фильм, значит, и актер, когда работал, был равнодушен.

— Вы ездили на похороны Вельяминова?

— Не смогла — в тот день мне делали операцию на ноге. Но уже на следующий день я выступала в программе «Пусть говорят» у Малахова, рассказывала о Петечке. Правда, мне было еще очень тяжело, поэтому привезли и увезли меня на машине, да и записаться разрешили одной из первых, чтобы долго не ждать. А сегодня вот еду играть спектакль «За двумя зайцами».

— С больной ногой?

— Мне сказали: «Элеонора Петровна, вы уж как-нибудь, потихонечку». А как «потихонечку», если играть нужно певичку из кабаре, которая все время пританцовывает? Это еще что, в спектакле «Кабинетная история» я как-то со сломанной ногой плясала канкан. И вот не зря же говорят, что сцена лечит. Как только вышла туда, сразу боль куда-то исчезла. И температура на сцене падает, и насморк проходит. Я часто думаю, почему так происходит? А потому, наверное, что ты влезаешь в шкуру человека, у которого ничего не болит, значит, и у тебя не должно.

— По-вашему, дирекция театра вправе требовать таких жертв?

— Мы и сами иногда лезем туда, куда нас никто не просит. Недавно Тамарочка Семина рассказывала, как она вошла на съемках в ледяную воду и очень сильно простудилась. Все вокруг ходили в шапках, пар изо рта шел, а она с голыми ногами в воде стояла. Зачем это было нужно? Ведь есть каскадеры, которые знают, как это делать правильно, специально разогреваются. Снять его можно издалека, никто и не догадается, что на пленке не ты. Но она хотела сделать все сама, а в результате лишилась возможности иметь детей.

— А что для вас самое трудное в актерской профессии?

— Ни за что не догадаетесь — диеты! Я расположена к полноте, и стоит мне чуть больше съесть, как тут же прибавляется лишний килограмм, а то и два. И все бы ничего, будь у меня какая-нибудь другая профессия. А так я перед каждым спектаклем переживаю, влезу в платье или нет. Сразу же сажусь на гречку — через неделю пяти килограммов как не бывало. Главное — психологически правильно себя настроить, но если становится совсем тяжело, съедаю на ночь кусочек шоколадки.