15-18 марта на сцене Самарской драмы даст четыре спектакля знаменитый театр имени Вахтангова из Москвы. В отличие от многих других «знаменитых театров», этот коллектив может похвастаться не только славным прошлым, но и действительно интересным настоящим.

Не все сразу История театра Вахтангова, выросшего из созданной в 1913 году Евгением Вахтанговым студенческой студии, знала разные периоды. Последняя работа основателя театра, «Принцесса Турандот» (1922), была единодушно признана современниками новым словом в развитии театра. В конце 1980-х публика валом валила в театр на постановки Петра Фоменко и Романа Виктюка.

В начале нового тысячелетия шум вокруг несколько поутих. Хотя, конечно, уже одни имена вахтанговских актеров способны собрать полный зал. Например, в Самару приедут Владимир Симонов, Сергей Маковецкий, Владимир Вдовиченков, Максим Суханов, Виктор Добронравов, Анна Дубровская, Мария Аронова, Владимир Этуш, Василий Лановой, Алексей Завьялов…

Вновь центром внимания театр стал в 2007 году, когда на должность худрука был приглашен знаменитый литовский режиссер Римас Туминас. Основатель Вильнюсского малого театра известен как своеобразием режиссерской мысли, так и умением «заставить» актера дойти до таких глубин понимания персонажа, о которых он, может, и не подозревал. В своих интервью Туминас не раз говорил, что актер должен уметь забыть о себе и своем звездном статусе и работать на спектакль, а не на собственный имидж. Судя по всему, удалось ему это и в театре им. Вахтангова.

Итогом двух сезонов с Туминасом стали две вызвавшие ажиотаж премьеры и письма вахтанговцев в министерство культуры, в которых меньшая часть труппы просила не продлевать контракт с литовцем, а большая — не лишать их счастья работать с интереснейшим режиссером современности. Закончилась история продлением контракта и триумфом выпущенного на сцену осенью 2009-го «Дяди Вани» Чехова. Этот спектакль мастера и увидят самарцы.

Остальные три спектакля — еще одна работа Туминаса «Последние луны», комедия «Дядюшкин сон» в постановке Владимира Иванова и мольеровский «Амфитрион» в постановке Владимира Мирзоева. К слову, Самара могла бы познакомиться с творчеством Римаса Туминаса еще два года назад. Но тогда два запланированных к показу спектакля литовского театра пришлось отменить — самарцы не стали платить за билеты на спектакль без знакомых звезд. Теперь громких имен в афише хоть отбавляй…

Театр как праздник

С одним из «звездных» актеров театра имени Вахтангова Владимиром Симоновым мы связались по телефону. Актер рассказал, как он понимает вахтанговкие традиции и туминасовские новаторства.

— О «Дяде Ване» Туминаса говорят как о новом прочтении Чехова. А как вы изнутри оцениваете новизну этой работы?

— Этот спектакль практически невозможно объяснить. Про другие мне было бы легче говорить. Текст тот же — то есть все старое. Но есть новое видение пьесы. Хотя в чем-то это исправление ошибок предыдущих трактовок. Как написано, так и играно. Все-таки Чехов тем и велик, что прошло уже почти сто лет, но, читая эту пьесу, понимаешь, как хорошо она прилагается к нашему времени, к ситуации в России. И возникает ощущение, что ответы надо искать здесь. Ответы на вопрос, почему мы застряли. Был период, когда на «Дядю Ваню» смотрели по-другому: мол, не мы застряли, а как будто нас мучает кто-то. В этом спектакле ситуация развернута так, что становится видно, что мы сами себя мучаем. Главный герой сам выбрал свой путь. Это такой тип характера, тип человека, который часто встречается в нашей России. Вот представьте: вагоны стоят, в них что-то происходит, но они стоят. А потом тепловоз буксирует их на другую станцию, и жизнь начинает происходить уже там. Вот Туминас из таких тепловозов. То, что он делает, — это колоссальный толчок. Я ведь видел много спектаклей по Чехову. Он развернул эту пьесу новыми гранями. Как алмаз, который крутится в витрине музея, чтобы его могли рассмотреть.

— Вы в роли старого больного профессора Серебрякова — это несколько неожиданно. Вас обычно ассоциируют с амплуа любовников, победителей…

— Да, это необычно. Когда Туминас мне предложил эту роль, я, конечно, был удивлен, но уже понимал, что он просто так ничего не делает. У него все оправдано, все мотивировано. Вы сказали «победитель», но я там и не проигравший. Там нет проигравших, нет плохих и хороших. Их часто искали в этой пьесе, но это неправильно. Чехов — он как космос, там есть все. Очень трудно понять, какой нужен сегодня Серебряков, чтобы обозначить проблему, но Туминас, как мне кажется, это смог.

— Что значит сотрудничество с Римасом Туминасом для театра Вахтангова вообще? Можно ли говорить о новом, «туминасовском» периоде в истории театра?

— Конечно, для театра это очень яркое событие. Важно еще вот что: Римас Туминас очень талантлив, но группы крови разные бывают. Тут еще чудо в том, что они совпали. Даже если этот период закончится через полчаса, уже можно будет говорить, что он не прошел бесследно. Театр Вахтангова открылся новой гранью.

— А что это за знаменитая вахтанговская группа крови, о которой все говорят?

— Это необъяснимая вещь. Об этом можно рассуждать, сравнивать, ощущать, но вывести формулу невозможно. Как в музыке. Часто говорят о театре-празднике. Я согласен. Все, что угодно, лишь бы радостно, счастливо и празднично. Любая трагедия, любая комедия. Должно быть ощущение радости — со слезами на глазах, с ревом, с улыбкой. Радости от самого искусства под названием «театр», от того, что есть такое явление в жизни, которое помогает человечеству не сойти с ума и развиваться. Театр дает очень хорошие уроки для развития души.

— Многие провинциальные зрители лучше знают вас по работам в кино и на телевидении, чем как театрального актера. Было ли во внушительном списке ваших киноработ за последние годы что-то, что вы сами могли бы сравнить по силе с театром?

— Нет, не было. Не знаю, к сожалению или к счастью. За последние два-три года, видимо, столько наснимали, что это даже не показывают. Чувство «взаимности» с кино если и было, то в небольших дозах. Раньше этих моментов было больше — с Лунгиным, Дыховичным, Рязановым… Как зритель тоже не могу сказать, чтобы я особо радовался чему-то в нашем кинематографе. Что-то немножко мы путаемся, не можем выбрать, куда двигаться. Поэтому самым хорошим явлением оказываются повторы. Был один фильм, появился еще один такой же. А новенького нет. Видимо, это нормальный процесс, когда надо «тормознуться» и подумать. А вот в театре у меня как раз есть ощущение движения вперед. Не знаю насколько, это потом оценят критики, но шаг даже на миллиметр важен. Ну, а на метр — это совсем шикарно.