Владимир Симонов: «У нас нет раскола, мы работаем»

Ольга Фукс, Вечерняя Москва от 7 мая 2009

«Дискуссии, которые возникают в театре, — это скорее не дискуссии о руководстве, а о том, быть ли Вахтанговскому театру ведущим театром страны или это не получится»; министр культуры планирует встретиться с труппой Вахтанговского театра «хотя бы только для того, чтобы поблагодарить Туминаса, который два года возглавлял театр в нелегкие для него времена». Такие дипломатично-туманные формулировки нынешнего министра культуры цитирует РИА-Новости. За ними — ситуация, которая сложилась сегодня в Театре им. Вахтангова.

Два года назад его возглавил Римас Туминас, который получал приглашение работать в театре еще от самого Михаила Ульянова. Летом 2009 года истекает его контракт. Многие газеты уже написали о том, что группа противников Туминаса озвучила министру свое нежелание с ним работать, деликатно не называя их фамилии. После чего 62 из 85 членов труппы написали Александру Авдееву письмо с просьбой продлить контракт Туминасу, а им — возможность «продолжить уникальное творческое взаимодействие». Их фамилии как раз известны — Купченко, Лановой, Маковецкий, Симонов, Вдовиченков, Суханов, Рутберг и другие.  «Подписанты» защитного письма, похоже, избрали единую тактику — не комментировать действия своих коллег и работать, работать. В эти дни с утра до вечера идут репетиции «Дяди Вани». На 10 мая назначен первый прогон.

«Знаете, комментировать эти слухи недостойно Театра Вахтангова и недостойно самого Туминаса, — сказал в интервью „ВМ“ Владимир Симонов. — У нас нет раскола, мы работаем».

— Говорят, мы не узнаем «Дядю Ваню». Вот вы, например, будете самым молодым Серебряковым…

— Да уж, впору в Книгу рекордов Гиннесса попадать. Я уже играл в «Дяде Ване» — Театр Калягина открывался с этой пьесы, тогда я не дотягивал до возраста Войницкого, теперь не дорос до Серебрякова. Может, когда-нибудь догоню. Все вы узнаете — фразы-то хрестоматийные. Но взгляд Туминаса на это произведение дает другие интонации, а в них — то, что сейчас волнует человечество.

— И что же его волнует?

— Небрежное отношение человека к самому человеку. Вот чем так виноват Серебряков, что его уничтожают? У меня сегодня вообще ощущение, что раньше ставили не пьесу, а предыдущие постановки, только с другими артистами.

— И все же, вас не смутило такое распределение — старик с подагрой, профессор в отставке?

— У нас часто путают, кто вообще играет-то, актер или человек. Многие актеры соотносят персонаж с собой — так же ли он красив, молод. И забывают о том, что у них профессия есть — актер. Они играть должны.

— Тем не менее в труппе много корифеев, мечтающих об этой роли, чей возраст ближе к серебряковскому.

— Я думаю, Римас распределяет роли не по возрасту, а по человеческим качествам, психофизике, темпераменту. Я не спрашивал почему, но я догадываюсь — мы прошли «Троила и Крессиду», и я уже начинаю понимать его мировоззрение, стиль, чувство юмора. К нему было сложно привыкнуть, как к общению на другом языке, потому что он — уникальное явление. У него очень выстроенный внутренний мир, очень четкое собственное понимание людей, их ошибок, их взаимоотношений. Не размытые догадки, а именно четкое представление, трактат философский, если хотите.

— Римас Туминас, объясняя, почему в мире так любят русские пьесы, и в первую очередь Чехова, сказал, что русские познали тайну смерти, они живут так, как будто у них смерть уже в прошлом. В «Дяде Ване» никто не умирает, даже убийства не получилось…

— Да, но приезжает человек и говорит, что не может просто ждать смерти. Колоссальная фраза, как раньше ее не замечали, не слышали? Он действительно хочет улучшить их жизнь, продав имение, купить ценные бумаги и всех вытащить. У него дочь — профессорская дочь! — мукой на рынке торгует, шутка ли? Каждый человек — это своя правда. Много правд по земле ходят, сталкиваются — и оказываются неправдой. А мы привыкаем к разным клише. По крайней мере сейчас, когда я репетирую «Дядю Ваню» с Римасом Туминасом, у меня все концы сходятся.

— Ставя в «Современнике» «Горе от ума», он рискнул пойти на принципиальные сокращения. Будет ли что-то подобное в «Дяде Ване»?

— Сокращений не будет, но будут другие скорости — нестандартные. Там, где мы привыкли к спокойному течению, будет вспышка, а там, где ждешь вспышки, все пройдет быстро и легко.

— Вместе с Туминасом вы уже сделали одну замечательную роль — Пандара, сводника на войне, может быть, самого загадочного персонажа в «Троиле и Крессиде». Говорят, эти репетиции шли очень драматично, некоторые актеры отказались там участвовать.

— Никаких драм не было. Просто некоторые артисты не увидели для себя ролей. Но это их личное дело. Не было никаких скандалов, все потихоньку выкристаллизовалось. Туминас подарил нам возможность расширить, углубить наш театр. Ведь что нужно актеру — играть разное, меняться, менять температуру и через это расширение глубже понимать истину на планете Земля. Мне дико повезло, что на моем творческом пути появился Римас, без него я был бы намного беднее. Беднее ровно на Туминаса. У любого артиста, где бы он ни находился — в начале творческого пути или на «вершине» своего мастерства, — Туминас вскрывает еще столько всего разного, что актеру и не снилось. И потому я мечтаю с ним работать и впредь.

— Время за окном влияет на этот спектакль?

— Да, он не из тех заводных игрушек вне времени. Он эмоционально зависит от времени. Каждое крупное событие из новостей дня каким-то неведомым образом попадает в структуру спектакля, и мы, произнося свой текст, чувствуем это. Тот же самый кризис. Люди не знают, откуда пришел кризис. .. Или свиной грипп. Живем неправильно, а когда организм человека или общества живет неправильно, к нему привязываются болезни.

— Чего в нем добавилось — трагизма или сарказма?

— Я думаю, сарказма. Сарказм дает надежду, что мы понимаем свои болячки, раз так к себе относимся. И можем задуматься, что нам делать — заражать своими болячками других или остановиться. Может, когда-нибудь человечество посмеется над собой, не понимая, как оно могло не видеть очевидного. А может, так и будем болеть и лечиться, болеть и лечиться.

— Скажите, а что такое пресловутый вахтанговский ген, который здесь так усиленно охраняют от влияния извне? И существует ли он сегодня?

— Я думаю, надо оставить этот ген в покое, закрутить его в банку и продавать, как воздух в Японии. А если серьезно, давать тут какие-то определения «вахтанговского» — это очень сложное занятие, потому что у каждого есть личное ощущение на этот счет. Однажды я посмотрел «Гамлета» Бергмана, и актер, играющий Полония, показался мне абсолютным носителем вахтанговского начала. Но объяснить это словами я не могу — какое-то подкорковое представление о том, что такое Театр Вахтангова. По-моему, не надо ничего обострять, вешать какие-то ярлыки «вахтанговское» — «не вахтанговское»: тогда начинается война. Да, хорошо, наверное, когда царскую кровь, породу сохраняют в чистоте. Но через несколько поколений вдруг появляются «царские» болезни и начинается вырождение. Кровь надо оживлять: не случайно самые красивые люди — смешанных кровей. Не надо доводить школу до уровня консервов, а эстетические разногласия до «скорой помощи». Все решаемо.

Римас ТУМИНАС, режиссер: Быть или не быть?

Летом этого года истекает срок контракта с Римасом Туминасом на посту худрука Вахтанговского театра. Газеты и форумчане театра гадают — продлит или не продлит Министерство культуры контракт с режиссером? Ответ Туминаса — ближайшая премьера «Дяди Вани».

ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ А вы давно не были в Театре имени Вахтангова?

Андрей КОВАЛЕВ, депутат Мосгордумы: — Я был в нем с дочкой 8 лет назад на детском спектакле. Мне понравилось. Еще в студенческие годы периодически посещал его. К слову, я думаю, что в кризис нужно больше уделять внимания своему культурному развитию, как это ни парадоксально. Надо отвлекаться иногда от своих проблем. Я вот, например, хочу начать чаще ходить в театры.