ЛАРСЕН: У нас в гостях Максим Суханов. Привет!

СУХАНОВ: Привет!

ЛАРСЕН: Как у вас дела? Что происходит? Я просто пыталась найти в Интернете какие-то актуальные новости про сегодняшний день. И поняла, что никаких сверхпремьер, ничего не планируется.

СУХАНОВ: Как информационный повод?

ЛАРСЕН: Да. Есть ли какой-то информационный повод?

СУХАНОВ: Состоялась недавно премьера в театре Станиславского. Спектакль «Предательство», который поставил Владимир Мирзоев. И вот его мы играем — Андрей Мерзликин, Анна Чурина и я. Месяц уже играем.

ЛАРСЕН: А вам не странно так вот путешествовать по театрам? Я думала, что как-то для артиста важно принадлежать одним подмосткам, служить одной сцене. Я вот — вахтанговец. А я всю жизнь в «Современнике». Или, наоборот, здорово, что можно вот так разными проникаться энергетиками?

СУХАНОВ: Я думаю, что для всех по-разному. Для меня лучше всегда, чтобы существовала система открытых площадок и можно было бы работать там, где тебе удобно, там, где тебе комфортно, и там, где тебя рады видеть. Поэтому не надо, как мне кажется, зацикливаться на одном театре. Тем более открытая система, она всегда лучше, скажем так.

ЛАРСЕН: Лучше, потому что гибче? Лучше, потому что у всех разные возможности?

СУХАНОВ: Нет. Открытая система, как мне кажется, интересна тем, что все время обновляется кровь.

ЛАРСЕН: То есть вам не важно, что спустя 50 лет повесят мемориальную табличку: «В этой гримерке 30 лет гримировался, 50 лет гримировался великий Максим Суханов»? Не знаю, будут водить туда экскурсии, будет висеть ваш халат, стоять ваша какая-нибудь любимая пепельница и так далее.

СУХАНОВ: Ну, это как-то так кукольно все вы описали, смешно. Но, честно говоря, я об этом совсем не думаю. Ну, если где-то вспомнят, то вспомнят. А вот чтобы такой музей создавать? Ну, не знаю, правильно ли это.

ГЛУХОВСКИЙ: Но вы будете против, если вам скажут: «Вы знаете, Максим, вот вам 83 года…»

ЛАРСЕН: 93 минимум. У Максима бабушка — долгожитель, у него генетика хорошая.

ГЛУХОВСКИЙ: Я не говорю, что в 83 Максим всё уже. Я говорю, что в 83 года к вам приходят и говорят: «Максим, мы решили создать ваш музей. Вот. Собираем экспонаты». Вы что скажете, что нафиг музей, или вы скажете: «Ну, хорошо, вот у меня есть отличный халат»?

СУХАНОВ: Если они мне предложат создавать его на мои деньги, то я, наверное, откажусь. А если у них уже соберутся средства, то выхода тут уже не будет, я, конечно, соглашусь.

ЛАРСЕН: А есть что-то, что уже сегодня вы могли бы оставить для музея? Какой-то предмет, что-то такое, что очень с вами связано? Я не знаю, вещи какие-то, какие-нибудь фотографии, книжки, которые могли бы вас характеризовать для потомков?

СУХАНОВ: Сказать, что я что-то такое специально собираю, это будет неправдой. Есть какие-то фотографии, есть куклы, сделанные по моим персонажам, подаренные мне.

ЛАРСЕН: Музыка есть.

СУХАНОВ: Какая-то афиша. Музыка. Вот в этом музее можно постоянно крутить мою музыку. Ее не так много.

ЛАРСЕН: Для меня было это такой новостью, что вы, оказывается, и пишете, и поете, и играете сами.

СУХАНОВ: Ну, это очень громко сказано.

ЛАРСЕН: На фортепьяно?

СУХАНОВ: Да, я всю жизнь занимался на фортепьяно. И сочиняю тоже на фортепьяно. Но я это делаю крайне редко, поэтому не думаю, что об этом нужно говорить серьезно. Это, скорее, от случая к случаю и дилетантство. Музыке, как мне кажется, нужно уделять все время. Так же, как если ты работаешь актером, то лучше, конечно же, с головой туда погружаться.

ГЛУХОВСКИЙ: Александр II или Александр III, по-моему, играл в придворном оркестре на флейте, был флейтистом. А гофмейстер дирижировал. Так что великие люди могут себе позволять маленькие слабости и делать что-то непрофессионально.

СУХАНОВ: Но я думаю, что ему не приходилось до такой степени выживать. Он мог себе позволить еще и поиграть в оркестре.