Максим Суханов — актер, появление которого на сцене или экране немедленно приковывает внимание к нему одному. Его игра, в которой он соединяет несоединимое, связана с его жизненным поведением, в котором он чередует бизнес, кинопроизводство, актерство и писательство. Прибавьте к этому его музыкальную одаренность, которая в юности чуть не привела его на рок-сцену, и вы получите портрет самого харизматичного актера страны. Он словно создан для того, чтобы воплощать на сцене героев с масштабом страстей Сирано де Бержерака, короля Лира, Дон Жуана. 19 декабря он выйдет на сцену «Ленкома», чтобы сыграть Тартюфа в постановке Владимира Мирзоева. Накануне премьеры с ним встретился наш корреспондент.

РГ | Максим, Тартюфа играли многие великие и замечательные русские актеры от Станиславского до Любшина. Чем ваш с Мирзоевым Тартюф должен отличаться от предыдущих интерпретаций?

Максим Суханов | Репетиции у нас начались так внезапно, что я до сих пор ничего не могу сказать. В любом случае это приятная для меня неожиданность. Я перечитал текст Мольера, и история показалась мне в чем-то наивной с точки зрения искушенного современного человека. Преодолеть эту простоту, во многом кажущуюся, и за наивностью разглядеть предупреждение об опасности — моя актерская задача.

РГ | Ваш тандем с Владимиром Мирзоевым кажется самым прочным из ныне существующих союзов актеров и режиссеров. Иметь одного режиссера — это роскошь?

Суханов | Да. В работе с ним можно молчать и прекрасно понимать, в какую сторону двигаться и что делать. Во время таких репетиций происходит рождение нового существа внутри оболочки: постепенно появляются жест, действие, противодействие, поза, взгляд, голос, характер. Я как актер становлюсь этой достаточно наивной оболочкой. Полностью доверяюсь глазу и чутью режиссера, и поэтому очень счастливо располагаюсь в пространстве поиска. Это не значит, что мы не ошибаемся. Надо оставлять за собой право на ошибку, чтобы быть смелее в пробах. С Мирзоевым моя смелость происходит от чувства безопасности — я знаю, что он всегда подстрахует. Вообще-то я открыт для предложений от других режиссеров. Просто пока так получается, что подготовка каждой роли требует больших внутренних затрат, и чаще, чем раз в полтора-два года, я не берусь за новую работу. Моя психофизика мне этого не позволяет. Поэтому и по другим причинам я, бывает, отказываюсь.

РГ | Ваша старая идея, о которой вы много раз говорили, заключается в том, что за талантом нужно ухаживать. Что для вас это означает?

Суханов | Все. В первую очередь образ жизни, который необходимо соизмерять с этой профессией. Нельзя надеяться на случайности, скользить по поверхности, распылять свои силы на бездарные проекты. Останавливаться там, где ничего созидательного не происходит, где идет только поглощение твоей энергии. Надо беречь себя. Выходя на холод, человек надевает теплую одежду. И попадая в неблагоприятную среду, он также вынужден защищаться от негативного воздействия. Мы преуспеваем в вопросах ухода за своим телом и так небрежны бываем к сохранности внутреннего содержания.

РГ | Вы всегда так думали или это возникло лишь с опытом?

Суханов | Мне кажется, ко всем этим мыслям меня всегда подталкивала моя мама Татьяна Константиновна. Возможно, со временем я просто сумел их сформулировать. Еще я понял для себя: нельзя стареть, когда занимаешься актерской профессией. Не в физическом смысле, я имею в виду то, что нельзя упускать свою детскую непосредственность, способность удивляться, любопытствовать в процессе создания иллюзии мира в сценическом пространстве. Эти умения нужно очень бережно в себе растить и присматривать за ними.

РГ | От вашей игры возникает ощущение стихии и в то же время — абсолютно отлаженного механизма, виртуозной технологии. Как вы этого добиваетесь?

Суханов | Доступ к своим ресурсам — это диалог с внутренним диспетчером, связанным сотней нитей с чувствами и предчувствиями. Творческая лаборатория — это поиски смысла, нахождение парадоксальных коммуникаций между подчас противоречивыми явлениями. Поэтому репетиция — всегда довольно непредсказуемое путешествие в метафизическое пространство.

РГ | У вас есть особый секрет, как настроить себя в течение дня перед выходом на сцену?

Cуханов | Никак. У меня в день спектакля с утра всегда хорошее настроение. Стараюсь, чтобы мне его никто не испортил. До последней минуты, пока не прозвенел последний звонок, стараюсь не думать о роли. Для меня важно сохранить момент спонтанности.

РГ | А критики вам могут испортить настроение? И помогают ли они вам что-то понять о себе?

Суханов | Я вижу из статей, что большинство критиков воспринимают спектакли, совершенно минуя сферу чувств. Я считаю, это ошибка. Меня удивляет манера вести записи в блокноте во время представления. Уж кто-кто, а профессионалы должны были бы знать, что неправильно наблюдать за действием, не подключаясь к нему эмоционально. Когда критик лихорадочно что-то записывает, свесившись над своим блокнотом, он физически не видит того, что происходит на сцене. Какой тут энергетический поток… Человек сначала обкрадывает сам себя, а потом пишет, что я «альцгеймеров упырь», а режиссер Мирзоев «непонятно, что хотел сказать». Известный критик, уважаемая мною Майя Туровская, два раза пришла на наш спектакль, прежде чем написать рецензию.  Хотя я далек от претензий. Это тоже часть игры — режиссеры ставят, актеры играют, критики скрипят перьями… Каждому свое.

РГ | А чей сторонний взгляд помогает?

Суханов | Для меня важно мнение жены, она мастерица найти верные и порой критические слова. Мне нравится, что Этери не находится в позиции всепоглощающего восхищения. Бывает, я соглашаюсь с ее мнением, бывает, нет. Но мне всегда интересно ее послушать.

РГ | А вы умеете восхищаться работой других актеров?

Суханов | Конечно. Особенно приятно, когда не терпится сказать хорошие слова сразу после спектакля или фильма, когда ты полон эмоций и еще не спустился окончательно за землю. Это редко бывает, но тем эти минуты ценнее. Из последних таких впечатлений — спектакль Петра Фоменко «Три сестры».

РГ | Харизматиков, безумцев и поэтов немало в числе сыгранных вами ролей, но Сталин, которого вы сыграли в сериале Андрея Эшпая «Дети Арбата», наверное, самый страшный из всех?

Суханов | Актеру, играющему в портретном гриме, нужно давать больше времени для репетиций. Когда на твоем лице много чужеродной материи, происходит очень сильная энергетическая борьба за то, чтобы «забрать» эту маску на себя. Ведь лицо — это жизнь, на лице должна быть живая мимика или нечто, ее подменяющее. Поэтому чем больше есть времени, чтобы искать и репетировать в пластическом гриме, тем лучше результат. К сожалению, с ролью Сталина мы спешили, ведь сериал — это, как правило, стремительное производство. В театре другая, более продолжительная для актера дистанция. Например, такой же по уровню сложности, как для роли Сталина, грим был у моего короля Лира на сцене Вахтанговского театра. Мы сделали этого персонажа человеком трехсотлетнего возраста. Все лицо и шею покрывали силиконовые слои морщинистой кожи. За счет достаточно долгого репетиционного периода, по-моему, мне удалось одушевить эту маску. Но, повторяю, это привилегия театра. В кино все по-другому.

РГ | Вам не жалко, что столько сил было затрачено, а спектакль просуществовал всего год?

Суханов | Жалко — это не то слово. Спектакль закрыли по техническим причинам — из-за неожиданных и непредвиденных проблем с декорациями. Вполне возможно, что мы его возобновим.

РГ | Вы в последнее время активно сотрудничаете со студией «Союз» в записи аудиокниг. Как вы выбираете авторов для чтения?

Суханов | Я выпустил «Камеру обскура» Набокова, «Коллекционера» Фаулза, «Мастера и Маргариту» Булгакова, «Палату N 6» Чехова, «Приключения Тома Сойера» Твена. Кого-то из любимых авторов я выбирал сам, что-то мне предлагали. Очень любопытно существовать в этом жанре. Когда ты погружаешься в хорошую литературу, то испытываешь совсем другое восприятие себя в пространстве. Опыт ни с чем не сравнимый — ни с театром, ни с кино. Сейчас у Этери выходит роман «Архитектор снов». У нее получилась увлекательная история, наполненная многими смыслами и написанная прекрасным языком. Я хотел бы начитать его для аудиокниги.

РГ | А когда выйдет ваша собственная книга «Муравьи и инъекции»?

Суханов | Может быть, уже в этом году. У меня был очень интересный собеседник Борис Бергер, главный редактор издательства «Запасной выход». Результаты наших бесед вошли в книжку. Так что я не писал ее, а скорее, надиктовал.

РГ | Недавно на экраны вышел боевик «Обратный отсчет». Насколько любопытно было существовать в этом киножанре, копирующем голливудские образцы?

Суханов | Работать было интересно. Но чем больше речь идет о копировании, тем в более неправильную сторону начинает развиваться кино. Конечно, не стоит радикально отказываться от западных традиций. Но надо продвигаться самостоятельными маршрутами.

РГ | А в сегодняшнем театре что вас огорчает? Или радует?

Суханов | Отсутствие режиссерских лабораторий. Ведь точка отсчета всех театральных событий — это режиссер. После института им негде расти профессионально. Нужны площадки, открытые для экспериментов. Вокруг талантливых режиссеров всегда будут собираться актерские силы. Но всем этим должны заниматься люди, ответственные за культурный процесс. Их пассивность или недальновидность ведут к театральному суициду. Что радует?.. Что есть режиссеры и актеры, для которых театр — это страсть на всю жизнь со всеми вытекающими отсюда эпитетами.