Таких персон традиционно называют «лицо партии». В этом смысле у «Единой России» оно яркое и запоминающееся. В актрисе Лидии Вележевой все излучает гармонию. Если роли — то только любимые, а количество не важно. Если семья — то дружная, с троекратным мужским вниманием (в помощь мужу, актеру и продюсеру Алексею Гуськову, двое подрастающих сыновей, старший из которых уже продолжает дело родителей).

На вопрос, каких жертв потребовало от нее искусство, Лидия Вележева вспомнила химическую завивку для съемок «Очарованного странника» — в экспедиции негде было бы завиваться, пришлось слегка подпортить роскошные волосы. И действительно, глядя на нее, начинаешь верить, что не нужно никаких жертв — все должно быть в радость. При взгляде на Лидию Вележеву афоризм князя Мышкина: «Красотой спасется мир»- становится аксиомой.

В детстве Лидия учила китайский язык, занималась гандболом, посещала кучу кружков — мама вынуждена была работать в две, а то и в три смены, и потому они с сестрой учились в интернате. В 13 лет снялась в своем первом фильме, а в 17 провалилась в Киевском театральном институте, чтобы сразу после этого поступить в Москве. Неудивительно, что никакие трудности ее с тех пор не пугают.

— Говорят — Вахтанговский театр, подразумевают некие секреты праздничной театральности, которые знают только посвященные. Как вам, вахтанговке со стажем, кажется — за этими разговорами реальность или уже легенда?

— К сожалению, вахтанговского секрета уже не существует. Сейчас такое время — актеры отработали и разбежались по съемкам и антрепризам. Раньше, например, вахтанговцы обязательно отмечали Новый год, и попасть на эти феерические торжества было нереально — вот уж действительно только для избранных. Теперь этого нет. Раньше, когда у актеров не было такого количества съемок, озвучаний, антреприз и так далее, рядовой спектакль превращался в праздник, после которого можно было задержаться и пообщаться. Мы, пришедшие в театр в 80-х годах, еще застали… хвостик этой легенды. В буфете рождались идеи новых спектаклей, завязывались романы, а разговоры были не на уровне «как я сыграл» — рассказывались замечательные истории о прошлом, которые мы, молодые, слушали, затаив дыхание.

— Вы играете Адельму в «Принцессе Турандот». Для кого-то из артистов участие в 80-летнем спектакле превратилось в трудовую повинность. А для вас?

— Как?! Почему в повинность? У нас многие артистки, приходя в театр, проходят через «Принцессу Турандот». Начинают с рабынь, потом получают роли побольше. Про себя могу сказать, что когда мне дали роль Адельмы, меня очень грело сознание, что через эту роль прошли все великие вахтанговцы. Конечно, к спектаклю в нынешнем его состоянии есть претензии, в том числе и к актерам. И, конечно, сделать новую редакцию сложнее, чем попросту закрыть спектакль, как в итоге и сделали.

— Как?! «Принцессу Турандот» закрыли?

— Да, закрыли — как нам было сказано — на время. Очень хочется, чтобы «Турандот» вернулась в репертуар. Вы не представляете, что творилось на последнем спектакле. Впрочем, на «Турандот» всегда аншлаг — это самый кассовый спектакль. По телевидению прошел сюжет, что спектакль снимают, и был невероятный бум. Фотоаппараты, цветы. Конечно, надо искать что-то новое, отредактировать реплики «Масок». Например, упоминание водки «Столичной» или телеграммы-молнии уже не проходит (какие теперь телеграммы?). А вот загадка про Интернет, которую вставил Рубен Симонов, встречается бурными овациями. Время…

— Вы сегодня довольно мало играете в театре, но зато вас можно увидеть в спектаклях Петра Фоменко и Владимира Иванова, который считается одним из лучших педагогов Щукинского училища. Это что, ваша разборчивость?

— Скорее удача. Куда-то я не попала из-за съемочных периодов. Скажем, когда снималась в «Идиоте», попросила руководство не загружать меня, а в это время как раз шли распределения на несколько лет вперед. Что ж, все что ни делается — к лучшему.

— А вы имеете право отказаться от роли?

— Весь ужас в том, что у нас очень многие имеют на это право. Хотя в идеале артист даже подумать не смеет, чтобы отказаться от роли из-за съемок или из-за того, что «я только что выпустил спектакль». А у нас это вошло в норму. И молодые артисты это видят, копируют, и начинается уже цепная реакция.

— Как вы думаете, почему у Петра Наумовича Фоменко так удался спектакль «Без вины виноватые» в вашем театре? Какие звезды должны были сойтись?

— А потому что он Фоменко. На него надо молиться и выполнять все его капризы — он этого заслуживает. Так точно, понятно, современно и доступно актерам объяснять классику! Мне было так легко понимать, чего он хочет, что в процессе репетиций возникло ощущение, будто я уже могу выйти на сцену, готова! Есть спектакли, которые надо все время повторять, а этот помнишь — настолько прочный там стержень. А ведь уже 14-й год идет. Фоменко и Иванов — те режиссеры, у которых я и сегодня больше всего хочу работать. Знаете, как расстраиваются все, кто не попал в работу к Иванову?

— Как вы можете объяснить (или, может, Владимир Бортко говорил об этом) почему именно в наше время возникла потребность в новом «Идиоте»?

— Очень просто: Владимир Бортко захотел снять весь роман. У Пырьева был любовный треугольник. А Бортко инсценировал роман от первой страницы до последней. Его спрашивали: а почему бы вам не снять «Анну Каренину», например? Потому, отвечал он, что уже есть замечательный фильм по всему роману. А почему бы и нет?

— Понятно, что такие роли, как Настасья Филипповна, требуют от актрисы колоссальной собственной работы?

— На первом месте все равно режиссерские задачи. Я могу, готовясь к съемочной смене, придумывать все что угодно. Но на съемках может выясниться, что твои фантазии не совпадают с режиссерским видением. У меня был некий ступор от того, что мне ничего не помогает, режиссер отобрал у меня все подпорки. Ведь любой предмет в руках — веер, чашка, ручка — может помочь актеру передать состояние персонажа. Я пересматривала пырьевского «Идиота» — у Юлии Константиновны там и муфточка, и веер, которыми можно манипулировать. А Бортко заявил мне, что ему этого ничего не надо. Только фигура, нутро, душа и глаза. Даже ресницы не дал наклеить — мне, говорит, не нужна кукла. При этом все должно быть очень достойно — повадки, походка, манеры. Я старалась приходить на съемки пораньше, чтобы спокойно походить в костюме, настроиться, ничего не трогать, не хватать телефон.

— Достоевский — жестокий автор, и история знает немало срывов у актеров, игравших его. Вы с режиссером искали какие-то защитные механизмы, чтобы и роль получилась, и нервы при этом остались целы?

— Он не жестокий, просто держит в невероятном напряжении. А мы, конечно же, люди ранимые и все пропускаем через себя. На «Идиоте» во мне накопилось эмоциональное ощущение взрыва. А Бортко говорил — не надо, мол, я вижу, что ты можешь, но ты дави эту лаву, не пускай ее наружу, пусть внутри кипит. Мы с ним долго спорили по этому поводу, и он мне доказывал — Настасья Филипповна очень гордая. И даже если взрывается и дает пощечины — делает это достойно. И любой ее шаг — не истеричный всплеск эмоций, а Поступок. А вообще-то Бортко очень бережно относится к артистам. Лишний раз обратит внимание — отдыхал ли актер, удобно ли ему. Следил, чтобы для меня всегда стоял стул — я ведь не могла в своем платье и с прической, над которой несколько часов трудились гримеры, прилечь на кушетку в перерывах, как это делали мужчины. Он первый на моей памяти выставлял свет без актеров, и приглашал нас только тогда, когда все было готово.

— Говорят, его поразило, как вы сжигаете деньги?

— А-а, это руководство вместе с журналистами приехало в тот момент, когда мы снимали эту сложнейшую сцену, да еще практически одним куском. Вы, сказала я им, сюда приехали посмотреть, не жжем ли мы нал?

— А в жизни вы как относитесь к деньгам: стыдно, когда их нет, и надо стремиться заработать, или нет — и не надо, скорректируем потребности?

— Я не жадный человек и зарабатывать, лишь бы заработать невесть как, не буду. Может, потому что у меня есть каменная стена в лице мужа, и заработком, по большому счету, занимается он, позволяя мне иногда даже полениться.

— Что может дать мать будущему мужчине: уравновешивать лаской строгость отца, постоянно показывать сыну, что она женщина, или побаловать его, пока маленький?

— А вот все понемногу, что вы перечислили. У мальчишек в подсознании — мы, мол, сильные, и потому нам многое позволено. Так что надо все время их собирать. Мне мама всегда говорила — это плохо потому-то и потому-то и всегда рисовала перспективу, объясняя, почему плохо. И я старалась, чтобы мое «нет» было для детей категоричным, но объясняла, почему. Сейчас многие воспитывают детей по японской системе — вседозволенность до трех лет. Но я считаю это неправильным. А еще я всегда приучала их — прежде чем что-то попросить, выясни, есть ли у нас для этого деньги.

— Ваш старший сын поступил на актерский факультет. Он получил то, чего ожидал?

— Да. Я вижу, с каким наслаждением и как быстро он собирается в институт. И как завидуют ему мальчишки-одноклассники. А теперь выясняется, что он попал к Нине Дорошиной, у которой когда-то училась и я. И наблюдений (есть такое актерское упражнение) у него получилось столько же, сколько и у меня в студенческие годы.

— А вы бы отпустили своих сыновей в армию?

— Нет. Наша армия с ее дедовщиной, работой на стройках у кого-то не дает гарантий, что мой здоровый ребенок вернется живым, не искалеченным и не больным.

— Вы вступили в партию «Единая Россия». Зачем вам это нужно и что вы реально там делаете?

— Могу сказать, что «Единая Россия» — единственная партия, которая не занимается демагогией. Не раздувает шумиху вокруг любой своей акции, а просто делает конкретные дела. Ну, например, одна московская школа — не богатая, обычная — просила компьютерный класс. Написали письма в ЛДПР, «Яблоко», КПРФ и «ЕР» — и только «Единая Россия» подарила эти компьютеры. Что я там делаю? Выступаю, если просят. Например, перед детьми Беслана. Или помогаю решить какие-то вопросы. Вот другой школе нужно было поставить «лежачего полицейского». Директор ходила, обивала пороги. Когда узнали, что я в партии, попросили — Лидочка, помогите. Я подошла на съезде к префекту этого округа, и вопрос решился очень просто.

— Вашего партнера по «Идиоту» Евгения Миронова часто сравнивают с корифеями сцены, точно он негласно несет ответственность за свое поколение. А вы через это проходили?

— Сравнение вообще-то — плохая штука: актер должен быть индивидуальностью. Все зависит от того, по какому принципу сравнивают — типаж, внешность, манера игры, попадание в образ. С кем меня только не сравнивали — начну перечислять, скажете — во, загнула. —??? — Ну, с Верой Холодной. Даже Петр Наумович Фоменко в «Без вины виноватых» просил сделать мне грим под Веру Холодную. Но я не люблю никаких сравнений — каждый актер индивидуален. Надо благодарить Бога за то, что тебе дают такие роли. Знаете, когда проявляется любой человек, и актер в частности? Когда к нему приходит либо власть, либо слава. Вот тут слетают все маски, и обнажается истинное лицо. И тогда я поражаюсь, глядя на некоторых коллег, — какие они становятся гордые да неприступные. И все сплошь звезды. Разве можно себе представить, что Табакова или Ульянова назовут звездой? Это любимые народом артисты, а звезда сегодня в небе взойдет, а завтра упадет. Если я где-то выступаю, умоляю администраторов не вешать на меня никаких ярлыков, а представить просто — актриса театра и кино Лидия Вележева.