Все персонажи Юрия Яковлева всегда наполнены добром и человеколюбием Трогательный князь Мышкин в картине «Идиот» и храбрый поручик Ржевский из «Гусарской баллады», Иоанн Грозный и управдом Бунша в комедии Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» и незадачливый Ипполит из «Иронии судьбы, или С легким паром». Персонажи Юрия Яковлева — комические и драматические, ироничные и мудрые — исполнены добра и человеколюбия. Как с добрыми знакомыми, с ними хочется встречаться вновь и вновь. Как, впрочем, и с их создателем.  

— Юрий Васильевич, вы всегда производили впечатление баловня судьбы. А что в вашей жизни не состоялось?

— Много ролей, которые я хотел сыграть, прошли мимо меня. Знаете, как-то странно получилось: я сыграл самого Антона Павловича Чехова в спектакле «Насмешливое мое счастье», а ролей в его пьесах почти не было. «Дядя Ваня» мимо меня прошел и «Иванов» тоже.

— Чехов занимает в вашей жизни большое место?

— Едва ли не самое главное. И как писатель, и, пожалуй, прежде всего как человек. Его принципы, его мировоззрение, отношение к людям, к писательству, к театру, его эстетические взгляды — это все мне чрезвычайно близко, и я это исповедую. Поэтому если есть пророк в своем Отечестве, то в моем Отечестве это место занимает Чехов.

— Расскажите немножко о своем детстве. Вы из театральной семьи?

— Нет, у меня не театральная семья. В театре никто не служил. И если говорить о преемственности, то скорее эта «зараза» пошла от меня, потому что все мои дети подались в актеры.

— Какие качества вы старались воспитывать в своих детях?

— Сейчас дети настолько самостоятельны, настолько вышли из-под опеки взрослых, что их воспитанием стало очень сложно заниматься. Впрочем, отношения «отцов и детей» всегда были трудными, это еще Тургенев описал. И, вероятно, будут трудными. А о том, как воспитывать детей, я думаю, что в каждой семье это должно быть по-своему. Но главное — это стараться растить добрых и порядочных людей. И я, насколько это мне дано, пытался в своих детях воспитывать именно эти качества — доброту и порядочность.

— Трудно оставаться добрым, когда борьба за существование не оставляет времени на само существование. Люди становятся хмурыми и раздражительными…

— Да, конечно, это так. И все же, несмотря на внешние обстоятельства, а они действительно непростые, могу однозначно и твердо сказать: я — человек, который любит своего ближнего. Я люблю людей, и они мне платят за это добром. Я считаю, что надо искать в людях проявления доброго начала — это моя позиция, мое кредо. Это один из постулатов, который был записан в чеховской эстетической и человеческой позиции. Я его тоже исповедую.

— Вы более полувека отдали Театру имени Вахтангова, работали с выдающимися артистами. Кто из них оказал на вас наибольшее влияние?

— В первую очередь это Рубен Николаевич Симонов. И как режиссер, и как актер, и как человек. Часто вспоминаю Николая Сергеевича Плотникова, который был моим партнером по сцене. Вернее, я был его партнером, так будет точнее. Невозможно забыть замечательного актера Николая Олимпиевича Гриценко. И, конечно, Цецилию Львовну Мансурову — моего первого театрального педагога, общение с которой так много значило для меня.

— А в кино кто оставил наиболее заметный след в вашей актерской судьбе?

— Конечно, Иван Александрович Пырьев. Многие, вспоминая о нем, ставят во главу угла отрицательные черты его характера. Что ж, приукрашивать не буду, они были, но не это главное в нем. Главное то, что он бесконечно любил свою профессию режиссера и уважал актерский труд. Во всяком случае, я это испытал на себе в полной мере. Во время съемок фильма «Идиот» он меня пестовал и дрожал надо мной, как если бы я действительно был князем Мышкиным. Может быть, именно благодаря ему мне удалась эта роль, хотя у меня не было тогда никакого кинематографического опыта. И поскольку мы говорим о кино, я сейчас вспомнил свою первую и единственную, к сожалению, встречу с Михаилом Ильичом Роммом. Он произвел на меня сильное впечатление не только как режиссер, но и как личность. Я мечтал с ним поработать, пробовался в фильме «Девять дней одного года» на роль, которую затем сыграл Смоктуновский. Меня утвердили, но я, к сожалению, не снимался, потому что попал в автомобильную катастрофу. Так что в душе завидую Иннокентию Михайловичу, потому что он сыграл эту роль, и сыграл здорово. И мне очень жаль, что она ушла от меня.

— «Истинный вахтанговец может играть все — от трагедии до водевиля», — сказал когда-то о вас Рубен Николаевич Симонов. А что для вас проще — рассмешить зрителя или заставить его плакать?

— Рассмешить — это, пожалуй, самое сложное. Заставить плакать легче. Аркадий Райкин, кстати, утверждал, что рассмешить зрителя — самая трудная задача. Мне кажется, что я не открою Америки, если скажу, что в веселье всегда есть маленькая капелька грусти. Об этом говорил еще Чарли Чаплин. Что касается кино, то подобная капелька грусти всегда присутствует в картинах Георгия Данелии и в фильмах Эльдара Рязанова тоже.

— Сегодня нет никакой цензуры, полная творческая свобода, казалось бы, зрители вправе ожидать хороших фильмов и спектаклей, а их почему-то так мало?

— Не секрет, что зрительский интерес упал в огромной степени. И это факт прискорбный. За последнее время в театре и кино, к сожалению, сделано немного.

— Режиссеры в погоне за «кассой» потакают низменным вкусам публики. Артистки бегают раздетые по сцене, прямо сексуальная революция какая-то…

— Нам не нужна сексуальная революция как таковая, нам нужно научиться смотреть на эти явления здраво, и тогда все будет нормально. Я вообще полагаю, что должна существовать какая-то невидимая граница между сценой и зрительным залом, за которую нельзя переступать. Это как личная жизнь. Нельзя же изливать свою душу публично. Ведь как бы ни старались от этого уйти, все равно театр — это кафедра, как говорил Гоголь. Театр должен всегда быть немножечко, на ступеньку выше тех, кто сидит в зрительном зале. И об этом нельзя забывать. К сожалению, в последнее время театр болен, в нем появилось много негативных явлений, изменились к худшему отношения между актерами. Это, конечно, зависит от обстановки в стране. Изменится к лучшему жизнь — изменятся и человеческие отношения.

— Бывают ли у вас «полосы невезения»?

— Конечно, бывают, но я стараюсь, насколько умею, не поддаваться дурному настроению. Потому что наша профессия не только одна из самых прекрасных, но и одна из самых жестоких. Негативных сторон в ней гораздо больше, чем тех положительных моментов, которых жаждешь, без которых не можешь жить.

— А как вы проводите свой досуг?

— Я всегда увлекался собиранием книг, и до сих пор этим увлекаюсь, хотя немножечко пыл поостыл. А еще я очень люблю старую Москву. Я коренной москвич, и, естественно, не могу ее не любить. Когда брожу по ее улицам, ловлю себя на том, что все время невольно любуюсь старинной архитектурой. Она околдовала меня очень давно и восхищает до сих пор.

— Достоинства Юрия Яковлева хорошо известны, а ваши недостатки?

— Если говорить откровенно, то эгоизм. Все время приходится преодолевать его в себе.

— В вашей жизни всегда большое место занимали женщины. Что это за чувство такое — любовь?

— Без женщин жить нельзя. Это существа, которые скрашивают и услаждают наше существование на земле. Вы знаете, если человек женат много лет, то со временем любовь принимает несколько иные очертания, чувство видоизменяется, становится более глубоким. Поэтому на ваш вопрос — что для меня значит любовь, я, пожалуй, отвечу так: любовь — это прежде всего взаимное уважение.

— Вы довольны своей судьбой? Есть ли у вас заветная мечта?

— Я могу сказать, с большими, правда, оговорками, что моя жизнь в целом состоялась. А мечта очень примитивная — хорошо жить. Я оптимист по природе и верю в то, что у нас все будет хорошо, но только не скоро.

— И последний вопрос: что, на ваш взгляд, самое трудное в жизни?

— Самое трудное? Пожалуй, сейчас, с высоты своих лет, я уже могу сказать. Самое трудное — при всех условиях оставаться самим собой.