Мастер театрального парадокса Владимир Мирзоев в Театре имени Вахтангова ставит знаменитую «Ивонну, принцессу Бургундскую» Витольда Гомбровича. О драматичном ощущении действительности и о том, почему гротескная пьеса, написанная более семидесяти лет назад, сегодня остроактуальна, Владимир МИРЗОЕВ рассказал корреспонденту «Новых Известий».

— Владимир Владимирович, каким стал для вас 2010 год? Что сильнее всего впечатлило?

— Прошлый год начался с чудовищного и непоправимого события. Я имею в виду катастрофу Ту-154 под Смоленском, в которой погиб президент Лех Качиньский и еще девяносто пять человек — цвет польской элиты. Фатальная и окруженная очень странными обстоятельствами рифма к Катыни… А закончился год фашистским шабашем на Манежной и приговором Платону Лебедеву и Михаилу Ходорковскому. На самом деле оба события — приговор не столько узникам «Тишины», сколько российскому «обществу» и российскому «правосудию». Об этом многие написали, но молчаливое большинство такие вещи понимает на уровне подсознания. Ощущение тяжелое, мы как нация ходим по кругу в густом историческом тумане, безотчетно попадая в старый след и рискуя сломать себе шею.

— А что вас обрадовало? Может, что-то интересное прочитали, увидели в театре, кино или на выставке? Чем компенсируете негатив, которым переполнена наша жизнь?

— Конечно, искусство спасает. Без него общество совсем бы одичало. Ведь в церковь, несмотря на усердие наших пастырей, ходят мало. А культура, пускай под видом развлечения, все-таки поднимает человека над пошлостью жизни, в которой двоемыслие опять стало нормой. Рекомендую: «Царство отца и сына» в Театре имени Моссовета. Витя Сухоруков гениально играет царя Федора. И «Дядя Ваня» в Театре имени Вахтангова — в главной роли Сережа Маковецкий. Оба актера делают со зрителем что-то невероятное — не буду даже пытаться перевести в слова свои ощущения… А книг в этом году было много — и увлекательных, как трилогия Стига Ларсcона, и умных, как «История России. ХХ век» — двухтомник под редакцией Андрея Зубова.

— Что в нем вас особенно поразило?

— То, что начало нашей государственности уже содержит все те проблемы, которые российское общество пытается решить сегодня. Страна, разбитая на кланы (мафиозные группы), полное отсутствие солидарности — грабеж и продажа в рабство своих соотечественников, неспособность к самоорганизации — призвание варягов как управляющей силы. Или — патронно-клиентские взаимоотношения Золотой Орды и русской элиты, где народу отведена роль дойной коровы.

— Завтра премьера вашего спектакля «Принцесса Ивонна». Чем вас задевает пьеса Гомбровича?

— Витольд Гомбрович написал пьесу в 1938-м — накануне Второй мировой войны, в атмосфере, которую можно назвать всеобщим предчувствием катастрофы. Созревший в центре Европы гнойник фашизма должен был вот-вот прорваться, и последствия этого эксцесса были очевидны — одичание, страдание миллионов невинных, ретроградное движение христианских народов к язычеству, к человеческим жертвоприношениям, упакованным в стерильную немецкую прагматику. По-моему, похожее предчувствие беды висит, как топор, в воздухе современной России: православный фашизм, слившийся с церковью, криминалом и силовыми структурами, — это стопроцентная гарантия очередного цивилизационного срыва, то есть революции и хаоса. Хорошо, если нас ждет август 1991-го, ведь может случиться и октябрь 1917-го.

— Пьеса «Ивонна, принцесса Бургундская» занимательная и странная, полная подтекстов и символов…

— Символизм «Принцессы Ивонны» прозрачен: семейная карма прирожденных злодеев («по кругу, по кругу, всегда по кругу»), демоны, рвущиеся из подвалов подсознания, фальшивая позолота приличий и светских ритуалов, под которой клубится тьма личных комплексов и маниакальных желаний. Аутичная девочка Ивонна — это табула раса, идеальный экран для проекций нечистой совести.

— Вы вернулись в Театр имени Вахтангова после долгого перерыва. Стал ли театр другим при Туминасе?

— Римас — настоящий художник, он любит и понимает актеров, серьезно размышляет о репертуаре, старается придумать что-то интересное и для молодых, и для старшего поколения. Но, самое главное, Туминас умеет ставить первоклассные спектакли, благодаря которым Театр имени Вахтангова приободрился, распетушился, и уже никому не кажется, что здесь пахнет нафталином. Даже завзятым театралам здесь не скучно.  — В спектакле у вас заняты совсем юные актеры. В чем, по-вашему, своеобразие этого поколения?

— У них умное сердце.

— Вы репетируете с двумя составами. Это будут разные спектакли в зависимости от личностей актеров или все подчинено жесткому режиссерскому рисунку?

— Режиссерский рисунок чертит душа актера. Тут все решает его уникальная индивидуальность, опыт его жизни. Если видна схема, а исполнитель стал двухмерным, плоским существом — это плохой театр.

— Ивонну репетируют актриса Мария Бердинских и Лиза Арзамасова, известная большинству зрителей по телесериалам. Что определило ваш выбор?

— Чтобы играть роль Ивонны, нужна неординарная личность. Эта роль загадочна, в ней концентрация тайны, в ней фокус пьесы…

— Почему же на такую сложную роль вы пригласили школьницу?

— Не забывайте, Лиза в свои пятнадцать — уже достаточно опытная актриса. Кроме ТВ, в ее жизни был Московский художественный театр, роль Джульетты в Театре имени Станиславского. Но в нашем случае главное даже не ранний профессионализм, а именно индивидуальность. Одним словом, приходите в театр — спектакль сам за себя все скажет. Может быть, для кого-то наш язык окажется иностранным, но это не страшно. Люди учат чужие языки, и это им помогает лучше понимать себя и мир.

— Что бы вы посоветовали неподготовленным зрителям, тем, кто ни разу не видел ваших постановок?

— Отключите левое полушарие и войдите в пространство спектакля, как в музыку, как в речную воду, и тогда языковой барьер быстро исчезнет.

— Судя по всему, «Принцесса Ивонна» — многоплановый спектакль, но тема власти станет в нем одной из ведущих. Почему она вас волнует?

— Поэтику Гомбровича конца 30-х без всяких натяжек можно сравнить с драматургией Евгения Шварца. Это философская притча, в которую инкрустированы элементы ядовитой сатиры. Сказочные герои, весело тонущие в атмосфере абсурда… Сталинизм и немецкий фашизм — одного поля ягоды и вызывали сходную (рвотную) реакцию у европейских интеллектуалов. Тем интереснее провести параллели.

— Как вы относитесь к тому, что происходит в стране? Чем вы объясняете массовые протестные акции подростков?

— Боюсь, что природа фашизма и тоталитаризма в нашем отечестве по-настоящему не осмыслена. Наивно думать, что главный механизм ненависти человека к человеку — бедность и социальная неустроенность масс. Теорию Маркса стоит дополнить Юнгом и Фрейдом, тогда мы что-то начнем понимать в собственной истории. Российское общество глубоко и неоднократно травмировано в ХХ столетии. Лечить эти травмы придется упорно, совместными усилиями. Но только не патокой лжи и мифотворчеством — этим не поможешь. Нужно просвещать день и ночь, двадцать четыре часа в сутки. Только тогда вырастет поколение тех, кто не будет воровать с чувством собственной правоты, кто будет любить Россию бескорыстно — как любят мать, как любят жену.

— Что же все-таки должно произойти, чтобы власть повернулась лицом к культуре?

— Нашей номенклатуре пора, наконец, избавиться от страха перед своими согражданами. Ведь она боится, что просвещенным народом труднее будет манипулировать, поэтому и тратит наши с вами налоги на армию да на спецслужбы, а культуру финансирует по остаточному принципу без всякого энтузиазма… Если править, как в Золотой Орде, пиком культуры будет шансон в исполнении ребят из телешоу «Дом-2».