Бородатая внешность полевого командира — и безукоризненная европейская вежливость: он любит устраивать творческие провокации и мутить стоячую воду (чего стоят похороны театра, устроенные им во время церемонии «Золотой маски»), но искренне не понимает, как актеры могут терпеть режиссерский рык и швыряние графинами. Диплом циркового режиссера в кармане (на том отделении было больше свободы) — и цирковые кульбиты смыслов.

Гремучая смесь армянской, грузинской, немецкой, еврейской, французской и русской крови — и принципиальное смешение театральных стилей: танца-модерн, восточных практик, инфернального лубка, рок-концерта, джем-сэшна и прочая и прочая в поисках собственного, узнаваемого с лету языка. Которому можно было бы предъявить претензии в туманности, если бы как минимум один из лучших современных актеров (а именно Максим Суханов) не научился бы говорить на нем чисто, красиво и выразительно.

Отчетливо помню картинку из времен поздней перестройки. Взбудораженная толпа буквально ломает двери театра им. Станиславского, прорываясь на «Х» (так назывался мирзоевский «Ревизор»). Глумливая и ироничная газета «Правда Хлестакова» расхватывалась, как горячие пирожки на катке. На сцене правил бал обаятельный и лукавый пахан, которому сдалось все население захолустного города (сиречь, России). Соблазняя то Городничиху, то городничихину дочку, он запускал лапу в сочную мягкую дыню, стряхивая на пол влагу с семечками, и зал пьянел и накалялся от сладкого запаха, вожделения и возмущения. Классический пример театрального успеха — раскол в зале на сторонников и противников.

Будучи вполне востребованным режиссером, все бросил и уехал в Канаду («Моему поколению не хватило экзистенциального путешествия»). Не зная языка, но прихватив с собой семью с маленькими детьми («А какое это путешествие без семьи? Так, увеселительная прогулка»). Не чурался торговать сосисками, малярить и садовничать. Создал собственную театральную компанию «Горизонтальная восьмерка» (бесконечность, то есть), где поставил полтора десятка спектаклей, и телекомпанию. Снимал документальные фильмы, особо гордясь, что одним из сюжетов смог реально помочь одной эмигрантской семье. Доказав самому себе возможность состояться в чужой стране, но в своей профессии, вернулся обратно.

Попытался и в России быть хозяином своего дела — с год поруководил театром, но не смог и ушел в свободное плавание с компанией близких ему по духу актеров, которые кочуют за Мирзоевым из театра в театр («В семье должны быть муж, жена, ребенок, любовь, а квартира не самое важное. А семья, которая не вынесла испытание отсутствием жил- площади, не имеет права называться семьей»). И потянулся к классике, ибо почувствовал смену эпох: советский декаданс сменился простодушным примитивом новой, еще не названной эпохи. В которой важно было не упустить традиций.