В театре им. Вахтангова провели ребрендинг «Ежика в тумане». Андрей Щукин поставил на Малой сцене одноименный спектакль по сказкам Сергея Козлова. Ожидать вариации знаменитого мультфильма Нортштейна не стоит. Вместо медитативной истории про бредущего в тумане Ежика зрителям предлагается несколько актерских этюдов, тема которых, по большому счету, одна и та же — время и смерть.

«Погрустить вместе о том, что мир прекрасен, а человек смертен, и, может быть, сказать что-то и о смысле нашего существования» — так формулирует задачу сам режиссер. Но грустят взрослые и дети все же по-разному, поэтому в качестве объединяющей темы можно назвать еще одну, ту, в которой детский и взрослый миры действительно сходятся, хотя до конца, конечно, и не совпадают. Именно ее в начале спектакля вкрадчиво озвучивает Ежик (Юрий Красков), а в финале упрямо и зло повторяет: «Все, что вообразишь в полудреме, будет как живое». «Ежик в тумане» получился о живительной и одновременно бесплодной силе воображения.

Похоже, что изначально спектакль все же предназначался для детской аудитории. Об этом свидетельствуют атавизмы детского утренника: нелепые костюмы четырех героев с множеством тряпочно-декоративных деталей (художник по костюмам Марьяна Сычева), простая, но несколько неуклюжая сценическая установка (деревянные лестницы обтянуты маскировочной сеткой, сценография Акинфа Белова), суетливые движения и проскальзывающие преувеличенно радостные интонации актеров. В итоге решили, что показывать спектакль будут для зрителей, начиная с 14 лет. И правда, эта полувзрослая-полудетская постановка о смысле жизни может существенно обогатить возраст зрелости.

Сергей Козлов сочинил Ежика и его волшебный лес в 1960-е годы и в течение многих лет придумывал приключения для своего героя. На самом деле, никаких приключений с ним и не происходит. Традиционных сказочных перипетий, жгучих красавиц, жутких чудовищ в сказках Козлова не встретишь. Его персонажам свойственны, скорее, не дела, а безделье. Но в этом безделье заключен свой микромир. Мир микроприключений.

«Я на солнышке сижу, я на солнышко гляжу…» — вот типичное событие из этого мира (Львенка и Черепаху в свое время придумал тот же автор). Ничего конкретного, ничего сверхъестественного не случается, но в отсутствие чуда чудом становится сама жизнь. Сергей Козлов предлагает не бороться с пустотой и скукой, а внимательно и неторопливо вглядываться в нее. Тогда есть шанс обнаружить, что пустота и скука — это не сердцевина, как уверяют многие писатели, в том числе и известные драматурги, а всего лишь периферия жизни. Что это не конец, а начало путешествия. Что дрожащий на кусте лист промозглой осенью — не психологический фон или удачная деталь, а важное и, пожалуй, единственное по-настоящему достойное внимания событие.

Четверо друзей — Ежик (Юрий Касков), Медвежонок (Евгений Косырев), Ослик (Дмитрий Кубасов) и Зайка (Евгения Крегжде) — живут в лесу. Они гуляют, ловят рыбу, сумерничают и иногда разговаривают. Например, о том, как прекрасно поет лягушка. Или о том, как одиноко лисичке под деревом без папы и без мамы. Или о том, что, когда осыпаются листья, это очень страшно. Ежик — главный инициатор и авторитет в разговорах.

Юрий Красков в загадочно накинутом на пальто шарфе и гармошкою в руках (утверждая, правда, что это скрипка) создает образ чудака, чуть печального сказочника, усталого шарманщика. Он старательно очаровывает окружающих своими поскрипывающими мелодиями, но знает, что рано или поздно просто они повторяются заново. Кажется, в то, что он говорит, он сам не до конца верит. Нет, конечно, облака можно ловить на одуванчики, звезды необходимо время от времени чистить, а в звуках и голосах есть и правда нечто волшебное. Но его наблюдения больше похожи на байки, на сказки. Будто не он персонаж сказки, а все остальные — герои выдуманных им сказок.

«Я люблю думать по-разному, — проговаривается он как-то, — а говорить одно и то же». Думать по-разному — это свойство определенного рода фантазии. Фантазии взрослого человека. Ежик Юрия Краскова — безвозвратно выросший ребенок, который умеет много говорить, но совсем не умеет верить.

Его слушатели явно младше, они более легкомысленны, более доверчивы. Природа их воображения совсем другая. У Зайки — детская восторженность, у Ослика — юношеская романтизация, у Медвежонка — экспериментаторская основательность и последовательность. Они с энтузиазмом играют на своих любимых инструментах: контрабасе, гитаре и барабане. Они послушно прислушиваются к звукам и голосам, ловят облака и чистят звезды. И с подачи Ежика беззаботно рассуждают о смерти: Ослик рассказывает Медвежонку, что похоронит его на самой высокой горе, а весной обязательно будет поливать проросшие цветы.

Дневник наблюдений за природой оборачивается иногда колыбельными, иногда фантазиями, а иногда дзен-буддистскими откровениями. Учебник природоведения каким-то естественным образом переходит в сборник экзистенциальных задач, в конце которого решения не приводятся. Напротив, в конце исчезают сами источники задач. «А если меня совсем нет, то где я?» — спрашивает Ежик. И, не дождавшись никакого удовлетворяющего ответа (попытка Ослика: «Ты либо у меня, либо у Медвежонка» — разумеется, не в счет), исчезает. А вернувшись и не застав никого, решает придумать всех заново, ведь «все, что вообразишь, будет как живое».

Смерть и воображение в этом спектакле оказываются прямыми соперниками, и оба одерживают победу. Как это возможно, понятно только взрослому, тому, кто одновременно умеет думать две мысли. С четырнадцати лет это необходимый для жизни навык.