Досье

Римас Туминас родился в городе Келме, в Литве. Учился в Литовской музыкальной академии, в 1978 г. о — кончил ГИТИС по специальности «режиссура театра». С 1979 по 1990-й работал режиссером в Литовском академическом театре драмы. В 1990 г. основал Малый государственный театр Вильнюса и возглавлял его до 1994 года, когда был назначен главным режиссером Литовского государственного академического театра. В 1998 году театр получил название Литовского национального театра драмы, а Римас Туминас стал его главным режиссером и художественным руководителем. Несколько лет назад поставил в московском театре «Современник» спектакль «Играем Шиллера», в котором до сих пор Марина Неелова и Елена Яковлева играют Елизавету Английскую и Марию Стюарт. А в театре имени Вахтангова гоголевского «Ревизора» с Сергеем Маковецким в роли Городничего. В 2007 году Римас Туминас утвержден в должности художественного руководителя московского театра имени Вахтангова. Он считает себя представителем игрового, праздничного, романтического и в то же время трагического театра. И уже на первом сборе труппы он сравнил столичный театр имени Евгения Вахтангова, который согласился возглавить как художественный руководитель, с образом недоступной прекрасной дамы, которая во все времена с легкой иронией смотрела на происходящее вокруг. Когда все психологические театры мучались с философскими и бытовыми постановками, вахтанговцы продолжали играть и создавать праздник театра. Именно поэтому начинать в вахтанговской труппе Римас Туминас собирается с Шекспира. Но сначала знаменитый режиссер выпустит «Горе от ума» в театре «Современник».

— Не успев обосноваться в Москве, вы сразу же приступили к репетициям. Как вы ощущаете себя в российской столице?

— Когда я работаю, всегда чувствую себя прекрасно. Творческий процесс настолько увлекателен, что самым сложным для меня становится вопрос определения даты премьеры. Сейчас это стало нормой: все считают, планируют, но для меня это самое болезненное — прервать процесс, потому что после премьеры продолжить репетицию невозможно, ведь спектакль уже родился и ты больше не можешь воспитывать его, как ребенка. Словно его отбирают у тебя в некую закрытую военную школу со словами: родили — и хватит с вас, дальнейшее воспитание мы берем на себя. Для меня это очень трагический разрыв, потому что некоторое время спустя, через год-два, у меня зарождается мысль поскорее снять этот спектакль с репертуара и начать работать над новым. А старая постановка все равно останется жить и играться где-то на высотах подсознания, совершенствоваться и дорастать до идеала.

— Слышала, что еще год назад вы отказались от предложения возглавить театр имени Вахтангова. Тем не менее, вы все-таки здесь?

— Да, это было в декабре прошлого года, когда еще был жив Михаил Ульянов. И на то были свои причины. Потом он звал меня приехать хотя бы на постановку нового спектакля. Договорились на март, потом я перенес свой визит в Москву на более поздний срок. В итоге мы с ним так и не встретились?. Но премьер-министр и министр культуры в период моих раздумий над предложением России возглавить столичный театр имени Вахтангова поддержали меня и стали искать юридическое обоснование моего отсутствия в Вильнюсе.

Когда летом я все-таки принял решение в пользу вахтанговского театра, я должен был решить, прежде всего, вопросы финансирования своего театра в Вильнюсе и только после этого ехать работать в Москву. Меня поддержала и отпустила моя труппа. Но все-таки надеюсь, что время от времени я буду их навещать и всяческим им помогать.

Есть у меня мысли и относительно крупных творческих обменов, взаимопроникновения обеих коллективов. Впервые выскажу даже такую мысль: я помню, как хорошо приняли москвичи нашу вильнюсскую постановку «Маскарада». Но ведь была и вахтанговская постановка Симонова, премьера которой состоялась 21 июня 1941 года, а на следующий день началась война, и спектакль больше не играли. И поскольку многие известные москвичи высказывали мне свое желание вновь увидеть вильнюсский «Маскарад», возникла идея создать некую ко-продукцию этих двух постановок. А пока я просматриваю все нынешние спектакли театра имени Вахтангова, чтобы определить, какие из них морально устарели, какие еще имеют право на жизнь, а какие просто не к лицу современному театру.

— С труппой театра имени Вахтангова вы уже имели опыт работы, когда пару лет назад ставили «Ревизора»?

— А до этого была неудачная попытка поставить Брехта. Я долго размышлял: почему у нас не получилось? Думаю, что причин тут множество, начиная от вероисповедания, менталитета, традиций, и заканчивая невероятной замкнутостью бытия такого мегаполиса, как Москва. Все дело в том, что здесь есть все, разве что не хватает только моря — весь мир начинается и завершается в Москве. И не все могут приподняться над этим миром, ощутить себя в другом пространстве, посмотреть на все происходящее со стороны.

Хотя ведущие артисты труппы театра имени Вахтангова сегодня очень востребованы: они играют на сценах других театров, снимаются в кино, выезжают на зарубежные гастроли, я, работая с ними, не склонен загонять их в какие-то жесткие рамки. Думаю, надо ставить на их профессионализм, на смысл творчества, на желание отпечататься в сознании людей не через кинопленку, а через живое дыхание и энергетику, которая возникает только в зрительном зале. Но это не означает, что я против того, чтобы актеры театра снимались в кино. Больше того, я считаю, что нам можно открыть при театре свое агентство и предлагать наших актеров кинематографу, чтобы выстраивать контакты с продюсерами, режиссерами, сценаристами. Можно находить интересные сценарии, что-то подсказывать актеру или проводить здесь репетиции, можно даже открыть прямо здесь филиал киностудии. Нужно подружиться с кинематографистами, а не воевать с ними, снимать напряжение, а не нагнетать его, чтобы везде речь шла о ко-продукции вахтанговского театра.

— Но прежде, чем ставить что-то новое на этой сцене, вы взялись за спектакль в «Современнике»?

— Еще после «Марии Стюарт» я полушутя сказал Галине Борисовне Волчек, что на Чистопрудном бульваре стоит памятник Грибоедову, и перед классиком неудобно, что в театре, расположенном по соседству, не играют его произведение. Мы неоднократно обсуждали с Галиной Борисовной возможность новой постановки в «Современнике», но у меня всегда очень долго проходит процесс выбора пьесы. Причем я вовсе не стараюсь искать компромисс с театром и со зрителями — это какие-то мои внутренние бури и волнения. В итоге все-таки возникло желание поставить «Горе от ума». И поработать со мной над спектаклем я пригласил Гармаша, Яковлеву, Ахеджакову, Александрову, Ветрова, Степунова . Мне нравится этот коллектив — здесь, как нигде, ощущается дух сплоченности и даже некоторой семейственной, здесь все другу друга очень чувствуют. Правда, немного мешает сложившийся имидж «Современника», как психологического театра, и мне все время хочется приподняться над имиджем, чтобы актеры и зрители могли позволить себе забраться и в другие пласты подсознания. Надеюсь, что к премьере, которая намечена на 9 декабря, у нас все получится.

— Вы по-прежнему будете ставить на сцене классику?

— Да, потому что классика — это лучшая современная пьеса! В нашем сегодняшнем восприятии классики уже нет той писательской подоплеки — высмеивания нравов, которая была во время создания произведения. Так уж устроено человеческая психика, что мы всегда более жестоки и безжалостны по отношению к современникам. Но мне не хочется «осовременивать» героев классики: одевать их в джинсы, придумывать вычурные декорации или, например, переносить место действия на какой-то суперсовременный круизный корабль?. Это может быть интересно только для постановщика, художника и группы актеров, но не для зрителя. Главное — мыслить, а не погружаться в галлюцинации, и тут уже ничего не зависит от того, обрядишь ты актеров в современные одежды или нет.

— В последнее время многие кино- и театральные режиссеры обращаются к сюжетам, построенным на карточной игре. С чем, по-вашему, это связано?

— Возможно, с предчувствием того, что все мы — участники какой-то игры, самый большой обманщик в которой находится где-то свыше. Вернее, кто-то по-крупному играет с нами в очень серьезную игру, и провоцирует нас в ней участвовать. И игра эта трагична. В ней постепенно смещаются и смешиваются все ценности, даже те, которые мы сейчас вкладываем в понимание демократии, либерализма, наступает полная суматоха и потеря ориентиров — довольно жесткое и тяжелое время. Мне кажется, карточная игра участвует в искусстве не ради театральной интриги — скорее, это отражение того самого риска, выкупа, самоубийства. Именно поэтому мне очень хочется поставить пьесу болгарского драматурга Иордана Радичкова, которая так и называется — «Суматоха».

— Вы сами планируете ставить все спектакли или в театре будут и приглашенные режиссеры?

— И сам хочу многое поставить, и веду переговоры с режиссерами. Для начала склоняюсь к шекспировскому «Ричарду». Думаю, что начнем репетировать в январе четыре-пять постановок, и к апрелю представим публике сразу несколько спектаклей. Хотя уже в ноябре у нас будет премьера «Квартал Тартилья-Флэт» Джона Стейнбека в постановке Владимира Иванова, которая была благословлена еще Михаилом Ульяновым, и она будет приурочена ко дню его памяти и 80-летию. Кстати, и сам Владимир Иванов, замечательный актер, режиссер и педагог, отмечает в эти дни свое 60-летие. Вообще в ноябре у нас много дат, которые я прошу наш коллектив делать не проходящими, а настоящими событиями для театра и для столицы. Это и 25-летие работы в театре Рубена Симонова, представителя третьего поколения известной вахтанговской династии, и 110 лет со дня рождения Николая Плотникова.

Важно, чтобы каждый месяц у нас обязательно происходили два-три события. Нужно находить их и в истории театра, и в истории страны, и мировой истории и культуре. В конце концов — самим придумывать их. Обязательно нужно создавать какую-то молодежную школу-студию при театре, чтобы экспериментировать и провоцировать большую сцену.

Я наблюдаю сейчас за студентами щукинского училища и вижу там очень много талантливых людей, мне хочется поскорее призвать их в ряды нашего театра. Это с одной стороны. А с другой, мне кажется, актеру не стоит надолго привязываться к какому-то театру — не то, чтобы бегать из одной труппы в другую, а образно улетать из привычных рамок. Как Эфрос любил каждый день повторять: «Все, уйду из театра!..» И каждый раз в него возвращался. Надо мечтать, желать чего-то большего, стремиться к чему-то новому, экспериментировать с собой и своими возможностями. Чтобы каждый день был выстрел, полет, а не желание заматереть и чувствовать себя мэтром. Все-таки, в театре надо постоянно чувствовать себя молодым и свежим, способным рождать новые неожиданные идеи.

Многие представители старшего поколения театра, несмотря на высочайший уровень мастерства, сохранили в себе молодость духа. Для них я предложил поставить пьесы итальянского драматурга Фурио Бордона и Хайнера Мюллера, которые можно по тематике объединить в один спектакль «Тихая ночь». Особая ценность опытных мастеров в том, что они несут в себе неповторимую культуру театрального юмора, вкус к нему, чего пока еще нет у молодых. Они умеют превращать в карнавал не только театр, но и свою жизнь. Именно карнавальность — главный козырь вахтанговского театра, который я постараюсь использовать.