Завтра в театре «Современник» сыграют премьеру «Горя от ума» в постановке литовца Римаса Туминаса. Создатель вильнюсского Малого театра, знаменитый своими трактовками русской классики, гражданин Евросоюза, возглавивший с этого сезона российский Театр имени Вахтангова, РИМАС ТУМИНАС побеседовал с АЛЛОЙ Ъ-ШЕНДЕРОВОЙ.

— Начав репетировать «Горе от ума», вы говорили, что вместо комедии получается трагедия. А сейчас?

— Мне часто присылают комедии, просят поставить. Вот и из «Современника» присылали. Я так злился, думал: я же трагик! Комедией «Горе от ума» было во времена Грибоедова. Это в современной пьесе, когда мы говорим друг о друге, можно быть ироничными и циничными к самим себе. Но в «Горе от ума» я не могу никого высмеивать, это ушедшие люди. Пьеса написана от боли, от желания, чтобы в России все было иначе. Но как иначе, Грибоедов не знал.

— Про что же ваше «Горе от ума»?

— Про семью, про родню, про поиск дома. Это не касается одного только Чацкого. Почувствовать себя дома, среди родных — к этому стремятся все герои пьесы.

— То есть близкие люди, обитатели дома Фамусова, чувствуют себя чужими?

— Порой нам только кажется, что мы живем дома. Я постарался создать на сцене не домашнюю атмосферу, а такое пространство, в котором еще надо установить связи, найти дом. А если мы ищем семью, дом, это, наверное, есть поиск родины. Это всех касается: и Молчалина, и Лизы, и Софьи, и Чацкого. Она ведь где-то есть, эта родина! Как поется в вашей песне, «пусть и не красавица», пусть болезненна, может, чуть грязновата, но она наша.

— У вас совсем негероический Чацкий — Иван Стебунов. И пафосных монологов что-то не слышно.

— Чацкий открыт, амбициозен, но ведь это не главное. Главное — он сирота. И Софью он не любит, а влюбился — где-то там, вдали от дома. Фамусов для него очень близкий человек. Отец Чацкого перед смертью просил Фамусова, чтобы тот присмотрел за сыном. В его собственном доме давно нет ни матери, ни отца. Так что он пробивается в эту родню, в этот дом. И родину растерял немножко, как и все мы.

— У вас посреди сцены высится, как башня, громадная печка, к которой жмутся герои. Дело происходит зимой?

— По замыслу Адомаса (Адомас Яцовскис — художник, соавтор многих спектаклей Туминаса.- Ъ) кроме печки на сцене должна быть еще и поленница. Я показал в театре фотографию, как ее надо сложить, но мне говорят, что в России так никто не складывает. И потом вот еще новость: нет дров. В России — нет дров?! Помню, когда делал здесь «Играем… Шиллера!», мне нужен был кирпич — кирпича тоже не хватало… Но вы спросили насчет зимы. В пьесе без конца повторяются слова «согреем», «холодно». Может, это и не настоящая зима, скорее как сейчас в Москве — и слякоть, и скользко. Бедного Чацкого обокрали на таможне, он еле добрался и плачет от счастья, как замерзший котенок. И вот он вернулся, а его же еще и наказывают, ведь он, странствуя, ни разу не написал Фамусову! Представьте, что вы на трое суток пропали из дому и даже не позвонили. Будь я на месте ваших родителей, не знаю, что бы я с вами сделал… Так что это очень семейная история — конкретная, небольшая. Все почему-то пугаются: ой, какая огромная пьеса. Нет, это пьеса жесткая, даже жестокая, но камерная, компактная.

— Если Чацкий котенок, как же он осмелится кричать в лицо взрослым все эти гневные монологи, за которые Пушкин, кстати, назвал его дураком, мечущим бисер перед свиньями?

— Он же не свою позицию высказывает! Если бы он был таков, как в этих монологах, то, конечно, не пошел бы, получив отказ от самой Софьи, к ее отцу, а он ведь делает это, то есть поступает, как отцы и деды. Значит, природа в нем та же, а все остальное пыль. Может, Грибоедов написал эти монологи из-за своего отца, тот ведь рано умер, оттого что не мог приспособиться. Да и сам Грибоедов так же. Он такой же путешественник, такой же потерянный человек, как Чацкий.

— А вы сами не боитесь стать таким «потерянным человеком»?

— А я всегда им был, с детства жил на чемоданах. Пару лет поживешь на одном месте, и поехали родители на другое. У меня не было ни своей школы, ни друзей школьных, ни дома, ни сада. Отец сажал в саду деревья, а через пару лет мы переезжали. Яблоки и вишни я воровал у соседей — свои не успевали вырасти.

— Почему так происходило?

— Отец был очень конфликтной личностью, и его переводили с места на место — он же был учителем. Он прошел войну, был контужен, видимо, это тоже повлияло. Вернулся из Берлина с деревянным чемоданом с железной ручкой. Я его однажды нашел, и с тех пор чемодан в каждом моем спектакле. Это не талисман, просто очень удобно: и присесть можно, и спрятать что-то.

— А что сейчас происходит в вильнюсском Малом театре?

— Играют спектакли, ждут пьесу, ее пишет Марюс Ивашкявичус, автор «Мадагаскара». Мы с ним задумали спектакль об Адаме Мицкевиче. Вот закончу сезон в Вахтанговском, летом буду работать дома.