Атмосфера нервного праздника царила в фойе Вахтанговского театра утром 20 августа. Происходил сбор труппы. Начинался 87-й сезон — первый с новым художественным руководителем. Вахтанговский, с его легендой, звездами, многолетним лидером Михаилом Ульяновым, последние годы жил раздерганно, инерционно, беспомощно созерцая собственный упадок. Ульянов понимал все — и при жизни стремился найти преемника, которому можно было бы доверить дело. Валерий Фокин, которого он настоятельно звал на свою роль, оказался связан обязательствами перед Александринским театром.

После смерти Михаила Александровича режиссеров нужного масштаба, авторитета, известности искали за пределами страны. Нашли двоих — грузина и литовца; впрочем, жизнь в СССР и того, и другого сделала сыновьями русской культуры. Роберт Стуруа отказался. Римас Туминас в конце концов согласился. И вот Михаил Швыдкой официально представил его труппе.

— Я ощущаю себя среди вас сторонним человеком и должен таким оставаться — в первой фразе был весь Туминас: его вкус к парадоксам, его желание укрыться за словами, его любовь к одинокой, печальной клоунаде. В «тронной речи», которую он произнес, смешались трепет и опыт, банальное и уникальное, мрачная решимость и упрямый юмор. — Режиссура — опасная привилегия, — сказал он, — на грани нервного расстройства. Здоровых людей в театре нет и не должно быть. Я постараюсь об этом позаботиться. …Я раньше любил актеров (смех в зале). Теперь — нет (тишина в зале). Теперь я их уважаю.

Туминас признался, что у него есть свои десять заповедей, и с некоторыми из них познакомил собравшихся.

— Надо, чтобы воображение рисовало, вкус отбирал, а талант исполнял. Надо играть, не играя. Это и сложно, и легко. …Раньше говорили: хороший человек — не профессия. А я думаю, что 50 процентов успеха нашей профессии — именно хороший человек. Индивидуальность, личность. …Мы будем играть в игру, которая называется «потерянный театр». Ты спрятался, а я пошел искать. Наша жизнь — в аду. Театр всегда возвращается в ад, и место артистов в лучшем случае — чистилище.

…Мы раньше обвиняли, нападали, били зрителя, он выходил из театра виноватым и говорил: это хороший спектакль. Но если он был прощен на спектакле, он выходил в сомнениях… И лишь потом вспоминал, где ему отпустили грехи, и тогда возвращался. …Моя задача — объявить вам войну, чтобы вы тут же сдались и нашли удовольствие от своего пленения.

Под занавес новый худрук объявил, что худсовет в театре с этой минуты перестал существовать. Что малая сцена, по его замыслу, будет отныне не сценой, а экспериментальной площадкой, чем-то вроде питомника идей для подпитки большой сцены. И огласил список пьес, которые его интересуют. Первую строчку занимает — подумать только! — Шекспир. Присутствуют также Аристофан, Беккет, Гольдони. В спектакле высокой правды, сказал Туминас, должен быть запах детства, вкус хлеба и звук эпохи. Если это есть — мы имеем дело с искусством. …Его слушали Алла Казанская и Людмила Максакова, Юрий Яковлев и Василий Лановой, Сергей Маковецкий и Юлия Рутберг. Все те, с кем Туминасу предстоит припомнить знаменитый постулат об оправдании театра как творчества жизни.

Его приход обогащает московское театральное пространство элементами непредсказуемости. И дает надежду на новый расцвет фантастического реализма — великого изобретения основателя театра Евгения Вахтангова.