Театр им. Вахтангова в Москве возглавит литовский режиссер, создатель Малого театра в Вильнюсе, Римас Туминас. Вчера его представили труппе.

Российская газета : Что уже ясно, а что еще нет в ваших отношениях с Вахтанговским театром?

Римас Туминас : Ясно с литературой. Это должна быть великая драматургия, сильная. Режиссура, конечно, тоже, но прежде всего литература. Так совпало, что лето — очень неблагоприятное время для переговоров. Но я все же провел некоторые предварительные беседы и думаю, что мои надежды подтвердятся.

РГ : А что именно?

Туминас : Конечно же, Брехт, Гольдони, Гоцци и Шекспир: «Ричард III», «Троил и Крессида» и «Юлий Цезарь», о котором я давно думаю и все не решаюсь приступить. Брехтовские «Галилей», «Кавказский меловой круг», который когда-то прекрасно сделал Стуруа. Надеюсь, что он согласится сделать Брехта и для нас. Это было бы прекрасно. Шекспира я хотел бы делать сам и хочу предложить «Бурю», или «Сон в летнюю ночь», или «Зимнюю сказку».

РГ : Как, по вашему мнению, должен сегодня развиваться Театр им. Вахтангова?

Туминас : Я думаю, что надо формировать природу открытого театра. Открытый театр очень интеллигентный, очень тонкий, очень игривый и очень болезненный. Сегодня мы пользуемся этим театром грубо и неумеючи, мы огрубили игру. И я думаю, что первый и самый важный разговор должен быть о том, как отобрать право на открытый театр у тех, кто владеет им сегодня. Необходимо пересмотреть саму природу диалога актера со зрителем. Сегодня свояки играют для свояков. Встреча свояков, в которую превратился сегодняшний театр, очень опасна. Ее нужно прекратить. Все-таки актер должен быть одиночка, чужак, волк, загнанный, но и опасный.

РГ : Что еще входит в ваше понимание «открытого театра»?

Туминас : Отрытый театр существует между ненавистью и любовью. Знаете, в холодном Петербурге молодые девицы танцевали на балах порой в холодных дворцах, одетые в легчайшие шелковые платья и башмачки: они готовы были мерзнуть, болеть, а иногда и умирать от воспаления легких ради красоты. Я думаю, в этом живет природа открытого театра. А еще она есть во взглядах Циолковского, который, похоронив сына, ушел в свою лабораторию и продолжал работать. На вопрос потрясенной жены, как он может это делать после похорон сына, он ответил: «Я не похоронил его, я отправил его в вечное путешествие». Так вот, если смотреть с небес на наши муки, наверное, они не будут выглядеть столь уж трагичными. Да, эти муки останутся важными для нас, но без смакования боли и ужаса.

РГ : Будете ли вы изменять состав труппы, сокращать ее?

Туминас : Не вижу в этом никакой необходимости. Тем более приводить кого-то своего. Они и так свои, и их достаточно, чтобы найти с ними весь мир.

РГ : А ваш театр в Вильнюсе?

Туминас : Он так крепко сделан, и я даже рад, что он может существовать и дальше без меня, с режиссерами, которых я готовил. Я рад, что они могут не только с одним человеком работать, когда ты не можешь ни болеть, ни умереть — это была бы тюрьма. Я увидел возможность уехать и рад этому. Надо иногда освобождаться, уходить. Как Эфрос говорил: «Из театра надо уходить всегда, каждый день».

РГ : Надолго ли ваш приход сюда?

Туминас : Навеки.