Театр имени Вахтангова открывает 89-й сезон премьерой. Художественный руководитель труппы Римас Туминас поставил «Дядю Ваню» с Сергеем Маковецким в главной роли.

С тех пор как литовский режиссер возглавил прославленный коллектив, театральная общественность особенно пристально следит за жизнью вахтанговской труппы, а потому нынешняя премьера стала одна из самых интригующих событий осени. Рассказывают «Новости культуры».

Ставки Туминаса высоки: «Дяде Ване» предназначено стать символом театра. До сих пор это место занимала героиня легендарного Вахтанговского спектакля «Принцесса Турандот».

«Есть „Принцесса Турандот“, а на другой стороне нужно поставить памятник „Дяде Ване“», — говорит Римас Туминас.

Образцом для памятника должна послужить театральная афиша с Сергеем Маковецким на переднем плане. В финальной мизансцене Соня лепит его улыбку, открывает глаза. Открыть глаза, противостоять псевдоправде — именно такую цель ставит перед вахтанговцами Туминас в «Дяде Ване».

«Я стал не доверять той правде, которую мы готовы воспринять в Чехове. Все это холодная ложь, холодная ирония», — заверяет Туминас.

Этот режиссер остро чувствует чеховское неприятие жизни, но не дает этой тяжести утянуть себя на дно.

«Я был на Волге, сидел и смотрел на Волгу. Красиво, хорошо. Но когда я представил себе дно этой реки, не хотелось бы там оказаться. Хочется любоваться поверхностью, солнцем, игрой волн», — добавляет режиссер.

Как всегда метафорично Туминас дает понять, что в «Дяде Ване» его интересовали не депрессия, жалость и слезы, а театральная игра.

Яркая, фирменная «вахтанговская», он знает ее правила, а вахтанговцы умеют играть. То, что получается у них вместе, сильно отличается от чеховских постановок Туминаса в Вильнюсском Малом театре.

Доктор Астров Владимира Вдовиченкова выходит ковбоем. Брутальная мужественность, яростные физические действия.

«Персонаж этот не очень приятный. Прячется за больные точки, как волк, как собака. Если нам удастся вызвать сочувствие, это удача», — считает Владимир Вдовиченков.

Елена Андреевна в исполнении Анны Дубровской на сочувствие не претендует — кривляка, сломанная кукла. Как и Владимир Симонов в гротескной роли профессора.

Мрачнейшая история о крахе надежд и запойном отчаянии может смешить, уверен режиссер. Он знает, как раскусить эту загадку. Сам Чехов называл свои большие пьесы комедиями. Гротеск в режиссуре Туминаса дополнен поэзией. Музыка Фаустаса Латенаса не замолкает ни на минуту.

«У нее своя драматургия, иногда она идет вразрез, а бывает, что музыка, атмосфера сцены, чувства героя и зрителей — все вместе, и чувствуется Антон Павлович Чехов», — замечает Сергей Маковецкий.

Чехов без прекраснодушия. Чехов, которому нашелся радикальный интерпретатор. Чехов в ярких пластических образах. Чехов в метафорах. Одна из центральных сцен спектакля: дядя Ваня с Соней смотрят на луну сквозь закопченное стеклышко. Зрителю Туминас дает увидеть много больше.