Римас Туминас (интервью накануне премьеры «Дяди Вани»)

Глеб Ситковский, Труд от 2 сентября 2009

Репетиции спектакля совпали с конфликтом вокруг театра. Весной пошли слухи, что министр культуры Александр Авдеев хочет уволить нового худрука, вняв письму от нескольких вахтанговских актеров. Однако большинство вступились за своего режиссера, и министр попросил Туминаса остаться на своем посту. Перед премьерой «Дяди Вани» Римас Туминас рассказал «Труду», с каким настроением он вступает в новый сезон.

— Вы приехали из Вильнюса, чтобы возглавить московский театр, а вместо этого попали почти что на войну. По итогам сезона можно сказать, что главную баталию вы выиграли. Ну и как вам теперь пейзаж после битвы?

— Битва продолжается, но теперь она приняла другой характер. Теперь это битва на сцене. Битва за зрителя, за наш творческий потенциал, который ещё невполне раскрыт. Битва с предвзятыми представлениями о Вахтанговском театре.

— То есть конфликт исчерпан и вы теперь решаете исключительно художественные задачи?

— Да. Вообще могу сказать, что эта битва внутри театра была полезна. Когда ты понимаешь, что к чему, жить легче. Благодаря этой истории театр сплотился, а это дорогого стоит. Главное — не увязнуть в закулисной борьбе. Поэтому я стараюсь быть над ситуацией. Анатолий Эфрос говорил: «Из театра нужно уходить каждый день. Собираться и уходить навсегда». Нужно покидать то простран-ство, в котором творится искусство, и возвращаться в него каждый день заново. Тогда ты можешь оценить радость возвращения в театр и боль ухода из него. Я бы хотел себе пожелать, чтобы театр не стал для меня привычкой. Нужно всегда искать в жизни праздник. Это то ощущение, о котором говорил Вахтангов, — праздник жизни, праздник игры.

— Вы начинаете сезон «Дядей Ваней». А дальше?

— После месячной паузы я приступлю к репетициям другой русской классики — пьесы Лермонтова «Маскарад».

— Вы перенесете на вахтанговскую сцену свой вильнюсский спектакль?

— Мы сохраним рисунок, который, как мне кажется, был удачным, но актеры должны наполнить его своими чувст-вами, своим нервом. Вы знаете, когда мы привозили из Вильнюса «Маскарад», то играли его именно на этой сцене. У этого театра есть история несыгранного «Маскарада». Началась война, и вахтанговцы не сумели сыграть премьеру. А Арам Хачатурян, который написал вальс к «Маскараду», был влюблен в исполнительницу роли Нины. Поэтому, когда мы, приехав на гастроли, очутились на этой сцене, то поняли, что должны вернуть в эти стены вальс Хачатуряна. А теперь жизнь вильнюсского «Маскарада» завершается, с ним пора прощаться. Я решил, что последний раз его сыграют здесь, в Москве. После чего Вахтанговский театр сыграет новую версию «Маскарада». Такая передача эстафеты, что ли. После «Маскарада» режиссер Владимир Иванов выпустит французскую комедию положений «Контракт». А весной Юрий Бутусов приступит к репетициям «Пер Гюнта» Ибсена.
Мне кажется, репертуар складывается сильный. Вообще московские театры сейчас слишком увлеклись развлекательным репертуаром. Мы все время играем в поддавки со зрителем и, кажется, совсем заигрались. Стало нормой смеяться над всем и вся. Поэтому я ввожу своеобразную цензуру в нашем театре. Ирония — по-прежнему наша подружка, но когда на смену ей приходят сарказм и нигилизм, получается очень грубо и бессмысленно. Хватит уже смеяться в театре, давайте поговорим о серьезном!
Нас все время склоняют к разговорам на тему «Чего хочет зритель». Принято отвечать, что он хочет комедий, но это заблуждение. На самом деле ему нужен серьезный, глубинный разговор. Кстати, меня, когда я работал в Вильнюсе, стали приглашать на постановки в немецкие театры. Они, увидев в моих спектаклях иронию и юмор, стали мне предлагать ставить комедии. Я несколько раз отказался, а потом даже обиделся и написал им: «Что же вы мне все время комедии предлагаете? Я же трагик!» (Смеется.)

— Когда вы пришли в театр, то заявили, что будете работать с той труппой, которая есть. Но, к сожалению, здесь есть ряд проблем, и труппа в Театре Вахтангова очень «разбухшая».

— Да, это правда. Это и боль, и радость, что актеров так много. Иногда мне хочется, чтобы их было ещё больше. Чтобы 200 актеров было, чтобы я с каждым мог поработать. Понимаю, что во мне говорит какая-то жадность, режиссерский эгоизм. Но иногда кажется, что я могу объять необъятное. Очень много талантливых актеров, и очень больно, что невозможно их всех занять. Конечно, так жить нельзя. Это слишком большая роскошь. Не зря в Европе изумляются тому, какие у нас труппы большие. Систему, конечно, надо менять.

— И что же делать?

— Эту проблему нельзя решить в отдельно взятом театре, её нужно решать всем вместе. Все об этом думают, но боятся что-то менять, потому что здесь много моральных обязательств перед людьми. Время сейчас сложное, и рука не поднимается кого-то уволить. Поэтому, прежде чем менять систему, надо дать социальные гарантии актерам. Без помощи правительства мы этого не сделаем. К этому должны подключиться все театры, все режиссеры.

— О чем вы говорили с министром Авдеевым, когда он приезжал в театр весной?

— Мы встретились с ним один на один и поговорили по-товарищески. Он выразил сожаление и сказал, что был неправильно информирован. Потом он приехал на прогон «Дяди Вани», давая театру сигнал, что решение принято и он не отступится от него. А совсем недавно у нас с ним была ещё одна встреча — в Вильнюсе, куда он приехал на празднование 1000-летия Литвы. Мы встретились на приеме у президента, и Авдеев официально предложил мне возглавить театр не на сезон, а на весь срок, на который он как министр останется в правительстве. Видимо, до следующих президентских выборов — до 2012 года. Это самая последняя информация. Я его поблагодарил, но оставил за собой право принимать решение.

— Чего бы вы как режиссер хотели добиться от вахтанговских актеров?

— Главная трудность в том, чтобы актер не оставался на земле. Он должен познать её глубину, её силу и устремиться от нее куда-то вверх. Мы радуемся, что познали землю, но в театре важнее создавать иллюзию, чем правду.

— Под этими словами мог бы подписаться и Вахтангов.

— Вы знаете, я его перечитывал летом и все время удивлялся, как он попадает в мои собственные мысли. Он пишет про игру, иллюзию, праздник. Это способ побороть смерть, защититься от нее, выплеснуть свои боли и беды в игре. Я иногда думаю, что в чем-то возвращаюсь к Вахтангову. Помните, как там в «Трех сестрах» Соленый говорит: «Мне кажется, я похож на Лермонтова»? Так вот, мне кажется, что я похож на Вахтангова. (Смеется.) Ну посмотрите на мое лицо: неужели не похож?