20 ноября исполнилось бы 80 лет Михаилу Ульянову. Журналист и писатель Сергей Марков был зятем Михаила Александровича, не раз делал с ним интервью, написал книгу об этом замечательном актёре. Их последняя встреча состоялась за несколько месяцев до того, как Ульянов ушёл навсегда… Фрагменты этой беседы писатель любезно предоставил «АиФ».

Вечная тема предательства

Михаил Александрович рассказывал, что весной 1993 года со всей страны ему стали приходить письма — народ пенял ему за то, что Ульянов вошёл в состав Комитета поддержки Бориса Николаевича Ельцина в связи с апрельским, 1993 года, референдумом о доверии президенту. Он зачитал мне несколько — резких, ругательных: «Да вам не Жукова надо играть, а предателя Власова!..»

— А что, сыграли бы предателя Власова? — спросил я Ульянова.

— За роль генерала Власова я бы взялся. В своё время. Сыграл же я Понтия Пилата, предавшего Христа и умывшего руки… А по части предательства Понтий Пилат переплюнет любого. Тема Понтия Пилата — вечная тема. Тема предательства, которого он не ожидал от себя… Вечный урок, повторяемый из эпохи в эпоху людьми разного положения, разных национальностей… Голова болит у него не только и не столько от физического недомогания, сколько от всей этой человеческой пошлости, зависти, глупости, мелочности…

— А много было в вашей жизни кинопроб, не вылившихся в фильмы?

— Пробовался на роль Харламова в фильме «Белорусский вокзал», на Распутина, сравнительно недавно предлагали в фильме «Ночной Дозор» роль светлого мага сыграть… Бывало, как у всякого актёра. Но что об этом говорить?

— Я читал, что Высоцкий, например, дико переживал многочисленные свои неутверждения, запивал… И Олег Даль… И, может быть, это тоже приблизило их ранние смерти.

— Посмотреть, сколько актёров только за последнее время ушло, — аж страшно становится! Помнишь картину «Тема», которую мы с Глебом Панфиловым в Суздале снимали? Одна из сцен была на кладбище. А на дворе — зима, мороз! И вот пока ставили свет, камеру, я бродил по кладбищу, чтобы согреться, смотрел на фотографии, читал надписи. И вдруг заметил одну закономерность: люди, рождённые во второй половине XIX века, в 1860-м, 1870-м, 1880-м, прожили долго, по 85-90 лет. А те, кто появился на свет в 1920-м и позже, очень недолго на этом свете задержались. И это было этаким наглядным пособием для характеристики веков по части милостей их к человеку. Войны, голод, всяческие осложнения социальные: то «заморозки», то «оттепели», то опять «заморозки» — всё время жили мы в перенапряжении.

.. Вот вспоминаю я одну художественную выставку под непритязательным названием «Портреты» — лица людей XVII, XVIII, XIX и XX веков. И трудно себе вообразить более точную историю страны! Лица екатерининских «орлов» — откормленных могутных мужиков, в которых и сила, и ум, и свободный дух, и какое-то особенное ощущение своей значимости, особливости, гордости. Это был век успешных людей, крупных людей, масштабных государственных помыслов, которые эти люди воплощали. Век окончательно утвердившегося великого государства. Ведь и сама Екатерина была Великая. И так же трудно найти более точный, беспощадный приговор недавнему нашему времени, чем тот, который выносят ему портреты людей 40-х, а особенно 50-х, 60-х… Будто стёрты с лиц глаза — значки, ордена, погоны сверкают, а глаз не видно. Ничего, кроме страха, подчинённости государственной машине, усталости, тусклости, не выражают глаза… Скрыта личность в застывшем, омертвелом, нечеловеческом лице.

— Если уж речь о портретах и истории пошла. Как вы думаете, памятники Ленину, ещё кое-где устоявшие, особенно в провинции, следует добить, снести окончательно и бесповоротно?

— Был Ленин. Это история, и пусть она останется нашим потомкам в назидание. Стирая следы собственной памяти, мы уже сегодня забудем вчерашний день. Помню, лет десять назад пришёл ко мне генерал в отставке. Пришёл — как к исполнителю роли маршала Жукова. И стал звать меня в союзники по борьбе с намерением поставить памятник маршалу Жукову как народному герою на Красной площади. «Как же так, — возмущался он, — Жуков был неимоверно жесток к солдатам, в грош не ставил жизнь человеческую!..»

— А вы что?

— Что я мог ему сказать? Да, Жуков был жесток… Но народ выбрал его, в нём увидел олицетворение Победоносца, Георгия. И если следовать этой логике, то и царя Петра Алексеевича надо лишить эпитета Великий: тоже ведь был жесток… Не можем мы до сих пор мудро и спокойно относиться к фактам: всё ищем красивые и некрасивые.

«Старые фильмы не смотрю»

— Михаил Александрович, интересно, а вы старые свои фильмы смотрите?

— Мне мучительно смотреть свои фильмы…

— Но почему?! Тут недавно «Ворошиловского стрелка» посмотрел — гениально!

— Спасибо, но ты же знаешь, что не люблю я этих громких слов. Да, спасибо Говорухину… Кстати, название — горько-ироничное и поистине снайперское попадание в цель: здесь и возраст героя, и его биография, и его одиночество, и бессилие что-либо в этой жизни изменить… Это вообще большая тема — трагедия наших стариков. Переживших 1937 год, «сороковые-роковые», послевоенную разруху, перестройку. Всю жизнь их обманывали. Вели к «великим целям», которые на поверку оказывались миражами. Никогда они не жили в покое, с уверенностью в завтрашнем дне. Смотришь, за границей старики и старушки — американские, английские, немецкие, японские — выходят на пенсию и только как бы начинают жить…

А наши старики? Прожив тяжелейшую жизнь, они остались один на один со своими бедами, нездоровьем, незащищённостью. Опять надо с кем-то бороться, чего-то добиваться, что-то кому-то доказывать. Спрашиваешь, пересматриваю ли свои картины? Трудно мне их смотреть, особенно старые. Сейчас я ни за что бы не играл так, как тогда. Меняется мир, и меняется моё восприятие мира… Всё меняется. Наше дело — театр. Кино — оно жестокое. Даже малая задержка для театра — это смерть. Поэтому так мало для него значит уход отдельных, пусть даже выдающихся актёров. Мавр сделал своё дело — мавр может уйти… Но я прожил свою жизнь. Так, как смог.

— Последний вопрос, Михаил Александрович! В чём, по-вашему, смысл жизни?

— В радости. В умении радоваться — сегодняшнему дню, свету, солнцу… Я тебе об этом уже говорил — в средиземноморском круизе, когда мы вместе путешествовали… Помнишь, какое там было солнце по утрам?..