Ульянова больше нет на земле. Место, которое он оставил, зияет ледяной пустотой — его никто уже не займет. Ульянов был выбран своей эпохой, чтобы ее олицетворить, стать ее образом, ее символом. Это был безошибочный выбор, ибо никто другой не сумел бы так колдовски очеловечить, сделать значительным и притягательным невероятный советский век, оставшись при этом и достоверным, и узнаваемым, родственно близким.

Народ, населявший эту страну, которую, подобно Ульянову, эпоха выбрала для того, чтобы осуществить свой замысел, поверил Ульянову радостно, поверил сразу и до конца. Поверил и в то, что Ульянов таков, каков он сам, и в то, что он сам таков, каков Михаил Ульянов. Ульянов прошел со страной весь путь, он воплотил ее судьбу — и молодость, и зрелость, и старость. Но он и в старости сохранял свое незыблемое достоинство. Он мог утратить все, кроме чести. И вновь мы были ему благодарны, веря порой вопреки рассудку, что выдержим, сдюжим и устоим.  Теперь его нет с нами. Ушел человек, даривший надежду. Вот почему так ощутимо вдруг наступившая пустота — студеная пустота сиротства.