Страсти по подсолнухам

Юрий Фридштейн, Планета красота от 1 сентября 2005

Дивной красоты сцена, неправдоподобно, несбыточно, несказанно прекрасная, с огромными, ярко-желтыми подсолнухами (художник Максим Обрезков). Рай. Но, когда вы, найдя наконец-то свое место, усядетесь, слух ваш улавливает нестерпимо скрежещущие, противные человеческой природе звуки. Потом вы поймете: всего-навсего городской шум, тот самый, что с младенчества привычен, в котором мы живем, его одновременно слыша и не слыша… Ад. Из этого сочетания: неземного рая и земного ада — творит режиссер Дмитрий Петрунъ свой спектакль «Чулимск прошлым летом».

Пьеса Александра Вампилова. Классика. У драматурга названная «драмой», у режиссера — «притчей». Чулимск Петруня — не случайно, конечно же, занявший в названии его спектакля первое место, ибо это он здесь — главный герой, все определяющий и всем управляющий, ошеломительно непривычен. Хотя, с присущей этому режиссеру подробностью, здесь и явлен быт, точные его детали, мельчайшие нюансы, всякие забавные разности. Непривычен оттого, что, несмотря на все детали и нюансы, он не слишком похож на «таежный райцентр». Скорее — на некую модель людского сообщества, которое может оказаться таким равно в тайге и в Москве, на северном полюсе и на экваторе.

Ассоциация с Юджином О’Нилом, читающаяся в названии моего отклика, — также не случайна: там ведь тоже по отдаленности и дремучести места действия что-то наподобие «тайги», — но что касается самой рассказываемой истории. .. Космос! Начало спектакля, когда стихает назойливо-изнурительный шум, а взамен начинает звучать нежнейшая, почти усыпляющая, почти убаюкивающая музыка, — дивно идилличен. Раннее утро. Все просыпаются. Выходят «к столу». Стол этот, хотя и звучат, согласно вампиловскому тексту, яичница и котлеты, также мало напоминает «чайную»: корзиночки, вилочки, салфеточки — словно подсмотрено в каком-нибудь кино из светски-элегантной, абсолютно беззаботной жизни.

Елена Сотникова, играющая Анну Хороших, нимало не похожа на «буфетчицу». Когда она появляется в желтого цвета плаще, такой же юбке и блузке с широкими рукавами — ослепительно элегантная, победительно-шикарная, кажется, вот у этой-то женщины все в жизни обстоит абсолютно идеально, иначе и быть не может…

Такой же «парижской штучкой» смотрится и Зина Кашкина в исполнении Ольги Тумайкиной — потом уже разглядим мы за этой чуть нагловатой, эпатажно-вызывающей уверенностью в собственной неотразимости такую слабость, такую тоску, такую нескладность неправильно происходящей жизни…

Первое появление Шаманова — Евгения Князева: неожиданный! Легкий. Обольстительный. С показной, напускной ленцой, но глаз быстрый и бешеный. Цинично-усталый, этим бравирующий, но понятно, что энергии там бездонно, стоит только захотеть «включиться»… При всем своем «суперменстве» он окажется и смущенным, и даже смешным. При всей скуке присяжного ловеласа — живым и непосредственным юнцом, словно впервые открывающим для себя жизнь в ее грандиозности и непостижимой многоликости.

Мечеткин Юрия Краскова ужасно похож на чеховского Епиходова: такой же смешной и недотепистый неудачник, которому не дано то, что с такой абсолютно естественной легкостью получается у других, оттого на всех беспомощно злой. В сущности — очень несчастный.

Пашка Виктора Добронравова — неожиданный! Элегантный, а вовсе не привычный деревенский увалень и медведь.

Наконец, Валентина — необычайно удачный и многообещающий дебют Марии Рыщенковой: совсем не традиционно «голубая героиня», безропотно починяющая знаменитый заборчик, а абсолютно в свои восемнадцать — взрослая женщина, от своей любви сильная и уверенная, не знающая сомнений там, где их быть и не может и не должно. Замечательно, на вопрос Шаманова, для чего она заборчик чинит, отвечающая: «Чтобы был целый». Мол, а ты про что спрашиваешь, разве не понятно? Ведь и в самом деле — понятно: чтобы был целый, больше ни для чего.

За ее, чуть позже, признанием в любви Шаманову — все героини русской литературы, вечно делавшие первый шаг навстречу этому «русскому человеку на rendez-vous». «Вы слепой?» — слышать надо, как она фразу эту произносит! Герои собираются к «утреннему чаю» — и вмиг становится понятным, сколь все здесь не идиллично, сколь запутанно и неодолимо, мучительно и трагично. Неразрешимо и неразрешаемо.

Первый акт кажется долгим, подробным, когда все ниточки завязываются в узлы, которые во втором разрубятся — словно бы вмиг, молниеносно, стремительно. При точнейшей подробности диалогов ни одной случайной, необязательной интонации, ни одного впроброс произнесенного слова. Трагизм судьбы героев — в их фатальном несовпадении. Любови — не совпали. Не получилось. Не дано. Почти в самом финале видением Анны возникает на сцене странный, призрачный танец. Впрочем, накал спектакля таков, что он весь случается — словно бы вмиг, такая в основе его могучая грандиозная страсть. Любовь — страсть. Герои сходятся, расходятся, меняются парами… (вспоминаются и знаменитая сцена «бала» из третьего акта «Вишневого сада», и эфросовская «Фантазия», когда танец, вторгаясь в действие, выражал то, что лучше не пытаться облекать в слова). Это — на самом деле финал. Это — точка.

Потом, как бывает в сновидении, все один за другим исчезнут, потом, в кромешном мраке, возникнут два огонечка — Валентина и Павел, а дальше — все I по тексту. Только финал, взятый режиссером из первого авторского варианта пьесы, — непривычный: вслед за уходом Валентины за сценой раздается выстрел…

Когда-то на вопрос, а не собирается ли он ставить Чехова, Петрунь мне ответил, что еще рано, не дорос. Теперь мне кажется, что — пора. Потому что именно по-чеховски прозвучала у него, как казалось, устаревшая вампиловская пьеса. Когда он выбрал ее для постановки, я, помнится, удивился: зачем, мол? Посмотрев спектакль — уже не удивляюсь. Он вычитал в ней то, благодаря чему Вампилов и является классиком, а не просто «советским драматургом», описывающим сюжеты из таежной жизни. Вычитал историю трагической любви и невозможности счастья. Притчу о понимании, приходящем тогда, когда уже поздно. О том, что могло бы случиться чудо — да не случилось. И о многом ином, чего и в самом деле — лучше не пытаться называть словами: все равно — не получится. Лучше еще раз побывать в «Чулимске прошлым летом».