Ни для кого не секрет, что драматургия Александра Вампилова — крепкий орешек для режиссеров. Любых, от новичков до мэтров. За всю историю сценической жизни его пьес удачные постановки можно пересчитать по пальцам. Загадочный все-таки автор, если не мы сами его таковым сделали, создав стереотип восприятия. Идет режиссер «по быту» — в лучшем случае получается милое ностальгическое ретро. Пытается философствовать — публике бывает трудно что-либо понять.

Сегодня, кстати, бум на вампиловскую драматургию заметно пошел на спад. Более-менее активно ставится разве что «Утиная охота». Молодой режиссер Дмитрий Петрунь, которого еще можно именовать начинающим, выбрал другую пьесу, более известную под названием «Прошлым летом в Чулимске», причем ее ранний вариант с трагическим финалом самоубийства Валентины. Сразу же возникает вопрос: если берется подобное произведение, которое явно нельзя ставить просто по тексту, значит, режиссер намерен предложить некое открытие, свежий взгляд? Это же все-таки не Рэй Куни. Петрунь, хотя и поставил до «Чулимска» в Москве всего два спектакля («Солдатики» в Табакерке и «Роман с кокаином» в Театре имени Гоголя), уже четко выявил доминанту своей режиссерской мысли.

Его интересуют истории простые и понятные, без постмодернистских изысков и «новодрамовской» лексики, а также психология обычного человека. Этим-то он и привлек внимание, потому что не старался вписаться в общий ряд молодых режиссеров. И в «Чулимске» он вроде бы не изменяет себе, хотя и зачем-то придумывает спектаклю жанровое определение «притча». Это, конечно, лишнее, поскольку к чему-то обязывает, а как ни всматривайся в спектакль, никакой притчи тут днем с огнем не найдешь. Петрунь, далекий от осмысления вампиловского «феномена», да и родившийся, а также ныне живущий совсем в другой эпохе, безоговорочно поверил сюжетным коллизиям пьесы и переживаниям ее героев.

Не учел только одного, зато главного: драматургия Вампилова намертво вбита в контекст своего времени. Причем имеются в виду не ретробытовые приметы, но человеческое мироощущение. Сегодня оно явно изменилось, добавьте сюда и стереотип поведения в сибирской глубинке минувших 60-х, который из нашего нынешнего столичного и «непрекрасного далека» воспринимается, по меньшей мере, странно.

Хотим мы того или нет, но тезис «Вампилов — драматург на все времена» режиссеру надо доказывать. Иначе зритель рискует, приобщившись к сценической истории, всего лишь пожать плечами и тут же выбросить увиденное из головы. С трудом, но все-таки можно разгадать намек на то, что режиссер увидел в богом забытом Чулимске место особое, отдаленное и отделенное от всего и вся, некий обитаемый «островок», от которого, хоть три года плыви, ни до какого государства не доплывешь. Место немножечко нереальное, где синий ворс ковра символизирует траву, а буйные заросли подсолнухов можно запросто передвигать с места на место, освобождая пространство для появляющихся персонажей (сценография и костюмы Максима Обрезкова). Замкнутым в этом пространстве героям некуда бежать и нечем усмирить собственные страсти отнюдь не островного масштаба.

Внешне режиссер и художник отталкиваются от истории с географией — сарафанчики, халатики, тельняшки, штормовки, старомодные прически. Но если и пытается режиссер этот быт чуть-чуть утрировать ироническим взглядом со стороны, то актеры с этим явно не согласны. За исключением разве что Ольги Тумайкиной — безответно влюбленной аптекарши Кашкиной. Ее очень смешная, нелепая, все время кого-то играющая героиня точно попадает в стилистику спектакля, хорошо задуманную, но слабо исполненную в целом.

Всех же остальных актеров можно смело выпускать на сцену Малого театра, где они в меру сил и талантов разыграли бы психологический сюжет из деревенской жизни второй половины минувшего столетия.  Шаманов — Евгений Князев, «человек убегающий» — от себя и обстоятельств, здесь вполне достоверен, но донельзя обычен и приземлен. И работница чайной Хороших (Елена Сотникова) — простая страдающая русская баба. И юная Валентина (Мария Рыщенкова) уж слишком утрирует свою наивность и непосредственность. Ну и так далее.

Впрочем, практически в финале, вдруг вспомнив о «притче» и о том, что режиссеру положено как-то самовыразиться, Петрунь придумывает массовый танцевально-пластический номер (хореография Олега Николаева), где герои, выстраиваясь в пары и меняясь партнерами, пытаются безмолвно, но страстно обозначить суть своих взаимоотношений. К слову, в тесном пространстве Малой сцены, заставленной подсолнухами, и развернуться-то негде, так что все это выглядит не слишком убедительным. Что же касается самоубийства девушки, то к подобному накалу страстей публику не помешало бы как-то подвести. Убедить ее в том, что иного выхода нет — и даже не из данной конкретной истории, но и вообще из этого затерянного мира, где оказались Валентина и другие.

Увы, не сложилось, не задалось. А потому вышеупомянутое пожимание плечами имело место, равно как и рассуждения о сегодняшней востребованности Вампилова и профессиональном мастерстве режиссера Петруня. Если же спектакль сопровождается подобными вещами, значит, с ним явно не все в порядке.