Честно говоря, собираясь излагать свои соображения по поводу премьеры Вахтанговского театра, я не ставила перед собой задачи непременно заняться сравнением двух интерпретаций трагедии ревнивого мавра, появившихся сегодня на московских подмостках. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что оба режиссера — Б. Морозов в Театре Армии и Е. Марчелли в Вахтанговском — если и не договорились между собой, то явно усмотрели в пьесе великого барда одни и те же, абсолютно созвучные сегодняшнему дню мысли. Преподанные, разумеется, каждым в своей стилистике и со своими дополнениями.

Воистину сценическая площадка неизменно диктует свои индивидуальные условия появляющимся на ней спектаклям. Тогда как в Театре Армии во главу угла был поставлен «военный вопрос» и спектакль получился размышлением, можно ли сегодня оправдать бессмысленную жестокость, убийство ради убийства, Вахтанговский театр не смог обойтись без облачения этой темы в иронично-карнавальные одеяния (художник В. Боер) и не снабдить ее большим количеством музыкально-танцевальных сцен (хореограф Т. Борисова). Притом что сценографические мотивы обоих спектаклей тоже имеют нечто общее. Например, образ корабля, парус-занавес, дающий ощущение постоянного движения времени и неумолимости надвигающихся событий.

Режиссер Е. Марчелли придумал интересный ход: поскольку действие предположительно происходит во время знаменитого венецианского карнавала, представители Венеции в спектакле выглядят полноправными карнавальными персонажами. Это и экзотический триумвират правителей во главе с Дожем (Е. Карельских), и эксцентричный Брабанцио (О. Форостенко), и манерный Родриго (Ф. Григорьян), и темпераментная красавица Бьянка (Н. Гришаева). Внешний облик невольно объединяет эту компанию, приобретающую общие черты, интонации, движения. Неудивительно, что все они как бы сплачиваются против основной сюжетной интриги и ее носителей; начиная с Брабанцио, в самом начале вынесшего приговор отношениям дочери с мавром, и заканчивая все тем же триумвиратом, принесшим приказ о снятии мавра с должности. Интрига же, облаченная в военную униформу, шествует напролом.

Заправилой здесь выглядит, конечно, Яго (С. Маковецкий) — законченный мерзавец, надевающий на свое злодейство маску привлекательности. Главное качество Яго-человека — это кураж. Каковой и придает легкости и сладости его поступкам. Надо слышать, с каким смаком он произносит: «Я ненавижу мавра!» Закрутить адский хоровод, дабы морочить всем голову, — вот любимое занятие Яго. И в этом он, несомненно, преуспевает. Для него не суть важно, Отелло ли станет его жертвой или кто-то еще, — важен сам процесс распускания паучьих сетей, а потом постепенного затягивания петли на горле противника.

Под стать ему и Кассио (О. Макаров): скрытный юноша, старательно изображающий перед начальством простодушного нытика, очень четко ведет свою игру. Карьерист, он пойдет через трупы и через постели, чтобы «достигнуть высшей власти». И его интрига в результате имеет куда больший успех, чем хитрости, затеваемые Яго. Каковым помешала одна сложность. Плести интригу интересно только в том случае, когда на нее есть живая реакция. А сложилось так, что Отелло — В. Симонову глубоко наплевать на все поползновения коварного поручика. Основная отличительная черта этого странного человека с повадками сомнамбулы — скверный характер. В черной депрессии, овладевшей его душой, нет ни малейшего просвета. И оттого Отелло так равнодушен ко всему, что вокруг него творится. Кипение страстей ему неведомо, и к Дездемоне (А. Дубровская) он привязан лишь потому, что она до определенного момента сумела не замечать его нелицеприятных человеческих качеств.

А может, она просто не обратила на них внимания? Ведь она целиком под властью собственного женского начала и поглощена только его убойным действием на мужчин. Что, кстати, делает образ вполне современным. Что же из того, что Дездемона — дочка сенатора и должна быть воспитана в лучших традициях аристократизма? Природа-то все равно берет верх. И в этом смысле Дездемона — вполне достойная супруга мавра: не слыша и не понимая друг друга, они оба идут на поводу каждый у своей натуры. Столкновение натур и породило столь печальный конец. Недаром ночная сцена убийства Дездемоны — самая сильная в спектакле. Кажется, что только в этот момент на двух совершенно чужих друг другу людей нашло какое-то затмение, заставившее их вспомнить, что они муж и жена. И они поторопились за несколько минут наверстать хоть что-то из неудавшейся супружеской жизни. Сидящая перед зеркалом Дездемона словно становится красивее и утонченнее, обнимающий ее Отелло — нежнее и разумнее. И слезы, брызнувшие из зеркала и залившие его, выглядят слезами по несостоявшейся красивой истории любви, невозможной при данных «предлагаемых обстоятельствах». Герои в том невиновны — таково трагическое влияние времени. Рождающее такие характеры.