Уильям Шекспир — моднейший драматург сезона. Юрий Любимов поставил «Хроники», Андрей Житинкин — «Венецианского купца». На очереди — спектакль по той же пьесе в исполнении Роберта Стуруа и театра Et Cetera. Как это ни смешно, но и постановок «Отелло» вышло две штуки за три месяца: в декабре Борис Морозов выпустил ревнивого мавра на сцену Театра армии, в начале марта случилась вахтанговская премьера.

Поглядев на морозовскую вампуку, в которой артист Дмитрий Назаров, выкрашенный под цвет «Нескафе», рычит и стонет на манер провинциального трагика Несчастливцева, режиссер Евгений Марчелли сделал свой спектакль в полном соответствии с известным «смирноффским» слоганом «Почувствуйте разницу!». Отелло у него — блондин (Владимиру Симонову специально обесцветили волосы), Дездемона — девушка легкого поведения, поручик Яго — персонаж, приятный во всех отношениях. Прочие действующие лица выглядят так, словно на сцене Театра им. Вахтангова играют комедию дель арте: Родриго одет в костюм Арлекина, венецианские вельможи, появляющиеся точно куклы из прорези в огромном белом парусе, могли бы носить имена Бригеллы или Панталоне.

В отличие от карнавальной массовки Отелло и Яго (Сергей Маковецкий) ходят в форме морских пехотинцев, а офицерские жены Дездемона (Анна Дубровская) и Эмилия (Лидия Вележева) щеголяют в гимнастерках с мужского плеча и беззастенчиво кокетничают с новобранцем Кассио. При этом вся компания озадачивает публику стилем поведения, в котором удивительным образом сочетаются нравы казармы и светского салона. Не сказать, что приемы, которыми пользуется Марчелли, относятся к разряду театральных ноу-хау. Но ни на какие откровения «Отелло» и не претендует — ни по части формы, ни в том, что касается интерпретации классического сюжета: вся трактовка здесь сводится к стилистической игре и выворачиванию старых театральных штампов наизнанку. Впрочем, несколько эпизодов срежиссированы не без изящества. Лирические этюды поставлены как видеоклип: текст идет фонограммой, «картинка» — «рапидом». В труднейшем номере обязательной программы — сцене убийства Дездемоны — и постановщику, и актерам удается счастливо избежать патетики. Шекспировских страстей нет — и хорошо, что нет. В трагедии дель арте они совершенно ни к чему.

Марчелли сделал очень правильный спектакль. Вслед за Владимиром Мирзоевым он занялся адаптацией модернистской театральной лексики для нужд поп-культуры, что следует признать делом не только выгодным, но и крайне полезным. В конце концов, только так и можно сформировать на московской сцене нормальный современный мейнстрим, способный потеснить в репертуаре те безнадежно просроченные театральные консервы, которые приходится числить мейнстримом сейчас.