ТИХОМИРОВ: К нам пришел актер Виктор Добронравов. Здравствуйте, Виктор.

ДОБРОНРАВОВ: Здравствуйте.

ТИХОМИРОВ: Виктор, вы даже не представляете, в какую беду вы попали.

ДОБРОНРАВОВ: Почему?

ТИХОМИРОВ: Ну, потому что вы попали к самым ужасным людям, которые любят гадить, мучить, задавать гадкие вопросы. Правильно я говорю, Леночка?

БАТИНОВА: Ну, тем более мы с Виктором виделись полгода назад.

ДОБРОНРАВОВ: Да, я здесь уже бывал, мне понравилось.

ТИХОМИРОВ: Виктор, откуда у вас такое счастливое выражение лица и, самое главное, такой хороший загар?

ДОБРОНРАВОВ: Загар из разных концов мира. Был я и на Волге, был я в Ялте, был я даже в Голландии, в Гааге успел покупаться.

ТИХОМИРОВ: Где? В каналах?

ДОБРОНРАВОВ: В Северном море.

БАТИНОВА: Северное море, сейчас там тепло, так хорошо.

ТИХОМИРОВ: И как Северное море?

ДОБРОНРАВОВ: Хорошо. И потом я даже успел съездить в Италию чуть-чуть. У меня отпуск маленький, но плотный.

ТИХОМИРОВ: То есть, я так понимаю, что актером сейчас быть выгодно. Ты посмотри, это какие деньжищи надо иметь, чтобы вот так по всему миру кататься!

БАТИНОВА: А какой маленький отпуск, как долго он длился?

ДОБРОНРАВОВ: Вообще официальный отпуск у нас в Театре Вахтангова два месяца. Но мы сейчас вышли на две недели раньше, потому что у нас премьера на носу, и сейчас весь театр отдыхает, продолжает отдыхать, а мы, состав спектакля, репетируем.

ТИХОМИРОВ: Все-таки Виктор ушел от ответа.

ДОБРОНРАВОВ: Два месяца, я говорю, но мы на две недели раньше вышли. Значит, месяц и две недели.

ТИХОМИРОВ: Нет, я говорю, хорошо быть актером?

ДОБРОНРАВОВ: Конечно, хорошо, а как же. Как Олег Павлович Табаков говорил: занимается всю жизнь своим делом, ему еще и деньги за это платят.

ТИХОМИРОВ: Это хорошо. А еще места не осталось в театре?

ДОБРОНРАВОВ: Ну, каждый год набор бывает, приходи.

БАТИНОВА: Ты хочешь осветителем опять пойти?

ТИХОМИРОВ: Почему осветителем? Я монтировщиком был, я декорации собирал. Между прочим, это тяжелое, очень напряженное дело. Я от этого мускулатуру себе только попортил. Виктор, а что сейчас в Театре Вахтангова собираются поставить?

ДОБРОНРАВОВ: В театре сейчас мы каждый день репетируем спектакль «Мера за меру», 7-8 сентября.

ТИХОМИРОВ: Шекспир.

ДОБРОНРАВОВ: Уильям. Тот самый. Так что приходите, будет интересно, хотя бы потому, что работает над спектаклем Юрий Николаевич Бутусов.

ТИХОМИРОВ: Это известный режиссер.

ДОБРОНРАВОВ: Да, это всегда интересно, всегда событие.

ТИХОМИРОВ: А кто из актеров играет там? ДОБРОНРАВОВ: Актеры все молодые, весь молодняк, который есть, — «молодые» и «молодые, которые пришли вчера», как называет нас наш художественный руководитель. То есть, мы не первый год уже в театре работаем, я седьмой год, но все равно считаемся молодняк.

БАТИНОВА: Ничего себе, семь лет работаешь и молодой?

ДОБРОНРАВОВ: Ну а как?

ТИХОМИРОВ: А если бы он был писателем, он был бы ранний писатель.

ДОБРОНРАВОВ: Есть мэтры: Юрий Васильевич Яковлев, Владимир Абрамович Этуш и так далее.

ТИХОМИРОВ: А они работают еще на сцене?

ДОБРОНРАВОВ: Конечно. Есть среднее поколение — Сергей Васильевич Маковецкий, Маша Аронова, Максим Суханов, Владимир Александрович Симонов и так далее. А есть мы, молодой класс, и, в общем, там все молодые — Сережа Епишев, Женя Крегжде, Женя Косырев, я, Леня Бичевин, который отказался от всех съемок ради этой работы. В ЦПШ были в шоке.

ТИХОМИРОВ: ЦПШ это что?

ДОБРОНРАВОВ: «Централ Партнершип». Потому что люди не понимают:»Подождите, вы хотите сказать, что вы отказываетесь от съемок? — «Да». — «Ради театра?» — «Да». И люди не могут этого понять.

ТИХОМИРОВ: Я не могу понять. Хочется ведь, с одной стороны, в Италию съездить позагорать, а с другой стороны, театр. А как совместить приятное с полезным?

ДОБРОНРАВОВ: Как-то надо успевать. В принципе всегда же есть какие-то приоритеты. У меня сейчас висит одна работа, допустим, в кино, они мне говорят: ты нам нужен в начале сентября. У меня роль маленькая, небольшая в этом спектакле. Как мне подложить свинью перед премьерой и сказать: у меня съемки? Так не бывает, так нельзя делать. Но все равно надо, приходится совмещать.

ТИХОМИРОВ: То есть, ты порядочный?

БАТИНОВА: Ну, это всегда, это вообще проблема выбора, всегда приходится выбирать в профессии актерской.

ДОБРОНРАВОВ: Конечно.

ТИХОМИРОВ: А я всегда между елкой, ну, между халтурой и работой выбираю халтуру, потому что там больше платят.

ДОБРОНРАВОВ: Надо какую-то градацию иметь. Даже папа, мой брат, вот недавно получивший очередную премию…

ТИХОМИРОВ: Подожди, а где брат? Папу мы знаем.

ДОБРОНРАВОВ: «Лучшую мужскую роль» он на «Кинотавре» получил, Ваня.

ТИХОМИРОВ: Твой брат Ваня?

ДОБРОНРАВОВ: Я только что видел, на весь кинотеатр «Художественный» огромная афиша — Ваня в «Перемирии».

ТИХОМИРОВ: Это твой брат? А чего-то вы не похожи.

ДОБРОНРАВОВ: Если соглашаться на все предложения, можно сниматься из сериала в сериал. Я так сел, на секундочку подумал: Витюш, подожди, посмотри на своего младшего брата и пофильтруй еще, не соглашайся на все сериалы. Приходится как-то тянуться.

БАТИНОВА: А как этот правильный выбор сделать, чтобы потом не жалеть?

ДОБРОНРАВОВ: Ну, каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Очень много моих знакомых, которые вообще не снимаются, которые работают и живут на театральную зарплату, которые сделали такой выбор. Или, допустим, есть Максим Суханов, который снимается выборочно, раз в год, но снимается у хорошего режиссера в отличной роли какой-нибудь. И так же Маша Аронова. Она прима театра, она работает помимо театра еще в десяти антрепризах, на ней держится не один спектакль помимо театральных постановок, но при этом она иногда снимается.

ТИХОМИРОВ: Но так же можно пересидеть в девках, и все, потом никто не возьмет.

ДОБРОНРАВОВ: Может быть. Но мне чего в девках сидеть, я-то, наоборот, я сейчас себя чувствую недозрелым, у меня какой-то переходный возраст: еще не 30, но уже не 18.

БАТИНОВА: А как это недозрелый? Уже есть такие хорошие, сильные работы.

ДОБРОНРАВОВ: Какие сильные, я тебя умоляю!

БАТИНОВА: Поэтому недозрелый, да?

ДОБРОНРАВОВ: Конечно.

ТИХОМИРОВ: То есть, в засаде.

ДОБРОНРАВОВ: Ну да, в засаде. Вот, допустим, Ванька, он молодой, он еще подходит, ему 21 год, он может играть очень много, по амплуа, по репертуару, по материалу своему актерскому, внутреннему багажу он может играть. Сейчас пройдет еще 3-4 года, и он тоже будет в таком пограничном состоянии.

ТИХОМИРОВ: В подвешенном, да.

БАТИНОВА: Вопрос такой смешной Котов задает: «А вы сотрудничаете с Пахмутовой?»

ДОБРОНРАВОВ: Слушайте, все спрашивают: а вы родственник? Нет, не сотрудничаю.

ТИХОМИРОВ: Виктор, глядя на современное поколение сериальных актеров, я определил такой генотип у современного молодого актера: рожа должна быть наглая, слащавая немножечко. Или какая-то совсем уж страшно. А вот простые русские лица почему-то все меньше и меньше появляются на экранах. А у тебя на самом деле хорошее русское лицо.

ДОБРОНРАВОВ: Социальный тип такой. Мне всегда было обидно: почему, думаю, с моей рожей, с моим перебитым носом, почему меня не снимают в кино про войну?

ТИХОМИРОВ: А у нас про войну такие лица показывают — «уйди, противный!». Дурашка. У тебя действительно хорошее, социальное лицо, если бы это было в советское время, я думаю, у тебя бы были роли партработников, комсомольских. А сейчас вообще востребован тип твоего лица?

ДОБРОНРАВОВ: Ой, не знаю, не думал над этим.

ТИХОМИРОВ: И я тоже не думал, а вот посмотрел на тебя и подумал.

ДОБРОНРАВОВ: Так посмотрел: востребован этот человек? Ну, вообще я достаточно востребован, просто времени нет ни на что. Может быть, поэтому не снимают в каких-то таких гламурных…

БАТИНОВА: А хочется сняться в военной истории?

ДОБРОНРАВОВ: Я же мальчик, конечно. Ну, это же всегда было интересно.

БАТИНОВА: С какими-нибудь компьютерными эффектами?

ДОБРОНРАВОВ: Конечно, что-то новое.

БАТИНОВА: А принца?

ДОБРОНРАВОВ: Принца я уже играл, тоже с моей рожей социальной, ничего, нормально.

ТИХОМИРОВ: Скажи, а чем ты взял приемную комиссию, когда поступал?

ДОБРОНРАВОВ: В училище? Не знаю, ничем ее не взял. Мне сказали: Добронравов, недобрал один балл, поступай на платное или вали отсюда. Я пришел к родителям со слезами.

ТИХОМИРОВ: И чего, они заплатили?

ДОБРОНРАВОВ: Да. И мое поступление в театральное училище не было для меня праздником, мне было жутко стыдно. Правда, меня потом перевели за хорошее обучение. Смешно сейчас об этом говорить, потому что я платил за год обучения в Щукинском училище 1800 долларов, и это были большие деньги для семьи. Если бы меня не перевели, наверное, я бы ушел, потому что это был большой психологический груз, камень на сердце. Но я впахивал, потом перевели. Не могу сказать, что я там кого-то брал.

ТИХОМИРОВ: У нас, к сожалению, сейчас в театральном мире такая печальная история: есть старики, есть средний класс, как ты говорил (Сергей Маковецкий, еще несколько актеров), а потом — пустота. Очень мало хороших молодых актеров, которые бы не жалели себя, которые бы, например, искренне играли не только в театре, но искренне играли в сериале.

ДОБРОНРАВОВ: Не соглашусь. Много, но видим ли мы их?

ТИХОМИРОВ: Но они прячутся.

ДОБРОНРАВОВ: Спрос рождает предложение. Почему мы такую музыку слушаем? Ну, это же все понятно, откуда ноги растут. Советский Союз. Кто какую музыку слушал, тот такую и продолжает слушать. И это еще будет долгое время. А что мы смотрим? К сожалению, снимают одних и тех же. Я просто с этим не раз сталкивался, и продюсеры боятся новых лиц притягивать, это же всегда очень происходит медленно. Один человек засветился, и все, продюсер уже понимает, что на него пойдут, его будут смотреть.

БАТИНОВА: И получается, что это не спрос, а решение продюсеров, которые не всегда, может быть, дальновидны.

ДОБРОНРАВОВ: Наверное.

БАТИНОВА: Потому что мы, зрители, тоже хотим видеть новых.

ДОБРОНРАВОВ: В Голливуде так же, но там просто размах гораздо больше, там планета целая, это мир, Лос-Анджелес — это город кино.

ТИХОМИРОВ: А ты был в Голливуде?

ДОБРОНРАВОВ: Был в Лос-Анджелесе. Интересно. Лос-Анджелес — такая большая деревня. Я думал, это город, а это маленький центр с маленькими и большими зданиями, а все остальное — это виллы, виллы, сиськи, сиськи, извините. Но это целый мир киношный, и там все на этом завязано. И происходит то же самое, что у нас, только в сотни раз больше масштаб.

ТИХОМИРОВ: А тебя не постигло такое сладостное ощущение: а не порвать ли мне с моей любимой, дорогой родиной и остаться?

ДОБРОНРАВОВ: Безумно хочу там поработать. Но я туда ездил не по киношным делам, по музыкальным делам, я ездил в музыкальную школу.

ТИХОМИРОВ: Ты что, пианист?

ДОБРОНРАВОВ: Нет, петь я там учился, проходил мастер-класс.

ТИХОМИРОВ: Я как только пианистов вижу, сразу начинаю бояться.

ДОБРОНРАВОВ: Конечно, по радио не видно, какие у меня руки, но руки у меня не пианиста, они у меня толстые.

ТИХОМИРОВ: То есть, ты поешь еще? ДОБРОНРАВОВ: Ну, я так попеваю. И попиваю тоже иногда.

БАТИНОВА: Я знаю, Виктор — участник «Ковёр-Квартета».

ДОБРОНРАВОВ: Мы поем всякие разные песенки, но тоже это как увлечение, это несерьезно очень. Мы недавно выступали, был «Бал на траве».

БАТИНОВА: Несерьезно, но очень вкусно.

ДОБРОНРАВОВ: Мои друзья всегда говорили: что вы делаете, кому это нужно, кто на вас будет смотреть? И как-то вот уже второй год мы выступаем по клубам, и всем нравится. Просто позитивно.

ТИХОМИРОВ: А какие песни вы поете?

ДОБРОНРАВОВ: Ну, все старое: Beatles, Queen, Rolling Stones, Рэй Чарльз, рокабилли, рок-н-ролл, и при этом джазовые вещи какие-то. Просто переделываем какой-нибудь интересный басовый риф, а песня Summertime, допустим, известная, джазовый стандарт.

БАТИНОВА: Гершвин.

ТИХОМИРОВ: Альберт спрашивает: «А много ли артисты пьют?»

ДОБРОНРАВОВ: Это после того, как я сказал, что я попиваю?

ТИХОМИРОВ: Да.

ДОБРОНРАВОВ: Как Константин Аркадьевич говорил: не больше они развратники, чем вы, дорогие мои зрители. Так что попивают, конечно.