Владимир Мирзоев, режиссер с репутацией мыслителя и поклонник непростых театральных решений, представляет свой новый проект — мольеровского «Дон Жуана» в театре Вахтангова. В ожидании премьеры Татьяна Арефьева встретилась с исполнительницей главной роли Натальей Швец и самим Владимиром Владимировичем, чтобы поговорить о любви, неверности и отношениях человека с силами небесными. Перед интервью перечитала Мольера, шла в недоумении: отчего же сейчас ставят такую пьесу? Про человека, который смыслом жизни себе назначил смену партнерш, и его слугу-резонера, у которого в пьесе слов больше, чем у всех остальных, вместе взятых. О чем тут говорить? Неужели о нравственности?

Наташа Швец, по пьесе — Эльвира, жена Дон Жуана, объясняет охотно и подробно: «Люди, купившие билеты, понимают, что идут на постановку Владимира Владимировича Мирзоева. Странно, когда люди выходят из театра со словами: „Нет, это не Шекспир, нет, это не Чехов, не Мольер“. Буквально Чехов ставился во времена Чехова. У него был свой собственный театр, у Мольера — свой. Сейчас в театрах показывают размышления режиссера на тему. Мирзоев в материале „Дон Жуана“ размышляет о жизни, небе, добре, зле, о мужчине и женщине».

Наташа худенькая и подвижная. Я видела ее на фото, в телевизоре — и ожидала встречи с совершенно другим человеком. С героиней правильной и скучно красивой внешности. Она оказалась живой, слегка суматошной и разговорчивой.

«Я пришла на репетицию, и мы стали выяснять: „О чем играем? Про что?“ Получилось, что каждый участник постановки внутренне разбирает тему провокации как художественного приема — вызова, который художник бросает миру, Богу, Вселенной, созиданию. Тому, кто создал эту Вселенную и планету людей в ней». Наташа говорит с особой эмоцией. Видно, что тема ее захватывает. Взаимодействие любви и мирового порядка для нее не новость.

В Наташином досье роль Тамары, насмерть поцелованной Демоном (Меньшиковым), и Джульетта в спектакле Стуруа. Глядя на нее, понимаешь, что именно такой и должна быть современная героиня-любовница: умная, легкая, совершенно свободная, чуть-чуть мальчишеская. Каждая ее мысль закончена, и каждая тирада экспрессивна. «

И войны, и обман были всегда. Как только рядом с человеком появляется другой, они начинают воевать за территорию. Происходящее в истории, гибель людей, наши личные страдания и муки рождают надежду, что кто-то там наверху гневается, кто-то нас жалеет. Кто-то едет. Когда случается очередная бомба, человеку свойственно говорить: „Что ж такое! Почему сверху смотрят спокойно и позволяют революции свершиться и Христа распять? Значит, Богу так нужно“. Так что спектакль в основном про это. Про кары небесные».

У Мольера на расспросы Сганареля («Неужели вы совсем не верите в небо? А в ад? А в дьявола, скажите, пожалуйста? А что вы думаете насчет «черного монаха?») Дон Жуан отвечает: «Я верю, Сганарель, что дважды два — четыре, а дважды четыре — восемь». Достойный ответ достойного человека. Наташа подтверждает: «Дон Жуан художник, личность по-своему гениальная, хороший математик. Такой, как он, мог бы открыть, что Земля круглая. Он говорит: „Хорошо, давайте я стану человеком, который спровоцирует небо на вмешательство в нашу жизнь“. Ведь это есть в Ветхом Завете: тогда небо в последний раз вмешивалось в жизнь человека и Моисей раздвигал волны. Почему этого нет в Новом Завете? Почему этого нет сейчас?

… Своим глумлением Дон Жуан провоцирует мир — это позиция художника. Художнику свойственна провокация: что я должен еще сделать, чтобы на меня небеса обрушились, чтобы мы поняли, что живем не бессмысленно и не бесконтрольно? И наша жизнь — не просто химия, биологический процесс, а жизнь души».

Наташе нравится разбор Мирзоева: «У Владимира Владимировича Бог существует, и небо тоже, так что и неверующие задумаются, и ортодоксы. Действие происходит неоднозначное — в придуманном мире, во сне, на Млечном Пути. Мир в спектакле постоянно из реального становится ирреальным, он не обусловлен временем, по костюмам есть привязки к Японии, поскольку там кодекс чести, долга, неба очень силен».

Считает ли она мольеровского классического Дон Жуана фигурой жизненной и актуальной?

«Какого именно? Который любит женщин и восхищается каждой?»

Да не любит он их.

«А мы не знаем. Мы сделали Дон Жуана художником, который встречается и влюбляется. В каждой хромой и убогой видит прекрасное. Он любит сейчас — каждую. Ужасно, когда начинается быт. Каждый мужчина — Дон Жуан, каждый очаровывается прекрасным и бежит от рутины».

Как Жуан влюбляет в себя — красотой или гипнозом?

«Он олицетворяет мужские качества, которые каждая женщина видит в своем идеале. Для кого-то красив, для кого-то мужественен. Он должен быть таким самцом, чтобы ты понимала…»

Несколько минут мы разговариваем традиционный женский разговорчик «мужиков нету».

Наташа задумывается: «Может быть, женщинам пора становиться Дон Жуанами и смотреть на мужчин другими глазами. Может, проблема в нас. Создаем умозрительный образ, а разглядеть его в конкретном мужчине не можем». И снова срывается: «Дон Жуан может сделать женщину счастливой — хоть на день. Немногие мужчины в нашей жизни могут принести хотя бы пятиминутное счастье».

Суханову идет роль Дон Жуана?

«Максим прекрасен. Как животное, которое выпустили на сцену, и оно там ходит, а ты глаз оторвать не можешь. В любом спектакле, где бы он ни был, из него прет мужская харизма».

А Сганарель в исполнении Жени Стычкина?

«Воплощение ортодокса, раба Божьего, который начинает вдруг размышлять. В нем есть сострадание, прощение и преданность. При этом может смалодушничать, украсть, сжульничать — и тут же покаяться».

Хочется узнать подробнее о статуе командора, но оказывается, что никакой статуи в постановке Мирзоева нет, а есть только повешенная Эльвира. Наталье Швец не привыкать к смертям своих героинь, но на этот раз ее самоубийство —знак для героя свыше.

«Эльвира — женщина, которую Дон Жуан действительно любит и пугается своих чувств: „Вот сейчас все будет хорошо, семья, дети, и свою миссию художника я не выполню“. Эльвира, как человек близкий ему по духу, думает: „Хорошо, я тебе помогу, я даже повешусь“. Она хочет его спасти, говорит: „Я вас так люблю, живите, не идите за мной, ради меня не отвергайте своего спасения“. Для нее суд — не адские костры. Ее страдание будет вечным, и она будет в нем вместе с возлюбленным: в конце она получает голову Дон Жуана».

Боже мой! Отчего здесь тема Саломеи?

«Оттого, что каждый получает то, во что он верит. Кто-то верит в реинкарнацию, кто-то — во второе пришествие. Мораль нашего спектакля: каждому воздастся по той вере, которой он живет. Дон Жуана судят так, как он хотел бы. Пусть будет Бог, пусть он вмешивается в нашу жизнь очень сильно — в это хочет верить Дон Жуан, и его судят страшно».

Тяжелый получился спектакль?

«Нет, совсем нет. Там будет группа, поющая блюзы. Она снимает весь пафос представления: „Вы видели, как люди страдают и бьются, а теперь послушайте музыку, расслабьтесь. Мы не ставим акцентов, мы даем вам время на размышление“. И катарсис происходит».